Муравьи революции

В условиях поражений на фронте, в условиях полного разложения политического управления страной, понятно, не могло быть и речи о каком-то «взаимном доверии правительства и общественности», о которой мечтали и которую пропагандировали либеральная буржуазия и социал-оборонцы всех мастей. И немудрено, что все надежды оборонцев на амнистию пошли прахом, и они повесили свои патриотические носы и даже начали впадать в совсем непатриотическую «ересь».

Экономическая разруха сильно отразилась и на питании каторги: мясо уже стало являться в виде роскоши в редкие дни, хлебный паёк уже сполз до трёх четвертей фунта в день. Горох и кислые капустные щи «с ароматом» были постоянной нашей пищей. Тюремная лавка постепенно опустела и перестала быть продовольственной поддержкой населения каторги. Особенно долгосрочные сильно страдали от недостаточной пищи: лишённые свежего воздуха, сжатые как в тисках в тесных камерах, быстро ослабевали и болели.

В августе у меня окончился кандальный срок, меня вызвали в контору. Надзиратель извлёк из шкафа наковальню, молоток и зубило:

— Ну, снимай казённое добро-то, зря носишь… железа бают мало, штыков не хватает…

— Принимай, жертвую…

Я подставил ногу. Надзиратель аккуратно пристроил на наковальню бугель, наставил зубило на заклёпку:

— Ну, господи, благослови! Люблю расковывать. Всё равно на волю человека выпускаешь, — надзиратель стукнул тяжёлым молотком по зубилу, заклёпка лопнула, и кандалы со звоном слетели с ноги, та же процедура с другим бугелем, и — я «свободен».

— Ну, катись, в новый разряд… цепи спали, душе легче… ходи как по маслу…

Второй раз в жизни я переживаю радость освобождения от цепей. Восьмифунтовые цепи требовали усилия ноги при ходьбе, и когда цепи спали, ноги при ходьбе дёргались: не сразу привыкаешь к нормальному шагу.

Окончание кандального срока означало окончание и срока «испытуемых», и я по закону перечислялся в разряд «исправляющихся», однако фактическое применение этого разряда относится только к тем, кто действительно «исправился», т. е. не имел побегов, вёл себя примерно с администрацией, не скандалил. Такие могли выходить на внетюремные работы, но у меня всех этих качеств не имелось, наоборот, мой «послужной список» пребывал в таком состоянии, что моё пребывание даже в общей камере было не совсем законным, поэтому-то моё «правовое» положение осталось прежним. Однако одно было неоспоримо — это радость освобождения ног, радость спать без цепей и не просыпаться от боли ноги, причинённой во сне неосторожным ударом.

Зима наступила ранняя и холодная. Сокращённая и плохо обработанная посевная площадь принесла скудный урожай. Нехватка продовольствия била по пролетарским центрам, по транспорту и по фронту. Сократилась добыча угля и руды: гражданская металлообрабатывающая промышленность замирала. Сократилось поступление хлопка, шерсти и кожи. Лёгкая промышленность сокращалась до размеров военного производства. Техника не обновлялась, машины приходили в негодность. Транспорт с каждым днём терял свою провозоспособность. Всё хозяйство страны с катастрофической быстротой двигалось к параличу. Армия обессиливала и теряла свою боеспособность, дезертирство достигло огромных размеров. Дезертиры уходили с фронта группами, жили вблизи своих сёл и деревень, скрываясь в лесах, болотах, по ночам приходя к своим семьям. Каторжные тюрьмы быстро переполнились солдатскими массами. Пользуясь продовольственными затруднениями, пышно расцветала безудержная спекуляция предметами широкого потребления. Продовольственные магазины и лавки пустели. Не хватало топлива, и рабочие от холода и голода туже подтягивали свои пояса. У продовольственных пунктов нарастали бесконечные хвосты в ожидании привоза хлеба. Голод грозным призраком нависал над разорённой Россией.

Холод и голод тяжело отражались на положении каторги: хлебный паёк был доведён до полуфунта, мясо совершенно исчезло, сократился и спасительный горох: приносили в ушатах больше воды, чем гороха. Сократилось топливо, и к тому же давно не ремонтированные печи не нагревали камер.

Четырнадцатая камера была угловой, и две её стены покрылись толстым слоем льда. Изношенные серого сукна одеяла не грели, и люди по ночам мёрзли, жались друг к другу, чтобы согреться. Стали развиваться болезни, и каторжные слабели не только от голода, но и от холода и сырости.

Тяжёлое экономическое положение в стране, поражения на фронте привели в уныние наших оборонцев. Каждая стачка рабочих, каждый протест против войны вызывали с их стороны злобные нападки против нашей группы. Меньшевики и эсеры стёрли между собой политические грани и единым политическим фронтом выступали против большевиков. Они ясно учитывали, что непримиримыми и смертельными врагами будут не буржуазия, не военщина, а вот эти ничтожные пока по своей численности, но железобетонные кучки большевиков, поэтому по ним и только по ним нужно бить, сминать и уничтожать их авторитет. И они старались бить всеми средствами и способами, пуская в ход гнусные передёргивания и инсинуации.