Мусаси

Люди, как муравьи, нескончаемой вереницей тянулись вверх по горной дороге, теряющейся в облаках. Там, над покровом облаков, их встречал храм Мицуминэ, залитый ярким солнцем. Три вершины — Кумотори, Сираива и Мёхогатакэ — господствуют над тремя восточными провинциями. Синтоистские святилища перемежались с буддийскими храмами, пагодами, воротами. К храму плотными рядами примыкали лавки, чайные и харчевни, дома храмовых служб и жилища семидесяти крестьян, приписанных к Мицуминэ.

— Уже бьют в большие барабаны, — заторопился Иори, доедая рис и бобы.

Мусаси неторопливо продолжал ужин.

— Музыка заиграла! Пора! — вскочил Иори, отбросив в сторону палочки.

— Я вчера наслушался. Иди один.

— Вчера исполнили всего два танца. Не хотите посмотреть?

— Только без спешки.

Мусаси не съел еще и половины ужина. Иори поневоле угомонился.

— Ну что, пойдем? — молвил наконец Мусаси.

Иори стрелой бросился к выходу и приготовил соломенные сандалии для учителя.

Перед главными воротами храма горели два огромных костра. Каждая постройка в Мицуминэ освещалась факелами, было светло, как днем. Толпы людей, не замечая холода ночи, валили к главному помосту, где исполнялись священные танцы. Звуки флейт и барабанов разносились далеко по округе в чистом горном воздухе. Помост был пуст.

Иори потерял Мусаси в толпе, но, потолкавшись, нашел его около дощечек с именами людей, пожертвовавших на храм. Одна дощечка, выделявшаяся среди остальных размером, гласила: «Дайдзо из Нараи, деревня Сибаура, провинция Мусаси».

Грохот барабанов нарастал.

— Начинают! — завопил Иори. — Учитель, что вы здесь рассматриваете?

— Беги к помосту. Я вспомнил кое о чем. Я потом к тебе приду, — задумчиво ответил Мусаси.

Мусаси отыскал приемную храма, где его встретил старый монах.

— Я хотел бы узнать об одном из пожертвователей, — сказал Мусаси.

— Вам следует обратиться в резиденцию настоятеля буддийского храма. В нашем ведении только синтоистский храм. Я провожу вас.

Мицуминэ считался синтоистским храмом, но во главе его стоял буддийский священнослужитель.

Мусаси провели во внутренние покои настоятеля. Подали чай и вкусные сладости, потом молодой служка принес сакэ. Вскоре появился настоятель.

— Добро пожаловать на нашу гору! — приветствовал он гостя. — Простите за наше скромное деревенское угощение.

Мусаси не понимал причину столь любезного приема.

— Позвольте справиться об одном человеке, пожертвовавшем на храм, — пояснил он.

— В чем дело? Дознание? — резко спросил настоятель, полноватый человек лет пятидесяти.

Мусаси расспросил, когда и с кем Дайдзо посещал храм. От каждого вопроса настроение настоятеля заметно портилось. Наконец он произнес с выражением полного разочарования:

— Так вы пришли не для того, чтобы внести пожертвование на храм?

— Я хочу узнать про Дайдзо.

— Могли бы спросить у ворот, — недовольно произнес настоятель. — Если я не ошибаюсь, вы простой ронин. Мы не сообщаем о наших вкладчиках всем любопытным. Обратитесь в приемную.

Из книги пожертвований Мусаси узнал лишь то, что Дайдзо неоднократно бывал в храме.

Вернувшись к помосту, Мусаси не нашел Иори, но стоило ему взглянуть вверх, и он увидел бы мальчика у себя над головой. Глядя на сцену, Мусаси вспомнил ночные действа в храме Санумо в Миямото, белеющее в толпе лицо Оцу, вечно жующего что-то Матахати, важно вышагивающего дядюшку Гона.

Он представил образ матери, которая пришла искать Такэдзо, допоздна задержавшегося на представлении.

Музыканты, одетые в необычные костюмы, имитирующие старинные облачения императорских стражей, сверкали парчой в свете факелов. Приглушенно гудел барабан, пели флейты, ритмично и сухо постукивали деревянные ударные. Играли вступление. Появился мастер танца в древней маске, лак которой облупился на щеках и подбородке. Он медленно двигался по сцене, исполняя речитативом песню Камиасоби, сопровождавшую танец богов.

На священной горе Мимуро
За божественной оградой
Раскинули кроны деревья сакаки,
Раскинули кроны деревья сакаки.

Ритм барабанов убыстрялся, к нему присоединились другие инструменты. Вскоре пение и танец слились в гармонии.

Откуда взялось копье?
Оно из священной обители
Принцессы Тоёоки.
Копье из ее небесной обители.

Некоторые стихи Мусаси знал, он сам пел их в маске на представлениях в храме Санумо.

Меч, охраняющий людей,
Людей во землях всех,
Повесим радостно пред божеством,
Торжественно пред божеством.

Мусаси пронзила мысль: вот оно! Вот оно, озарение! Две палочки в руках барабанщика — это два меча, пара мечей у одного фехтовальщика.

— Два меча! — воскликнул Мусаси.

— Вот вы где! — отозвался с дерева Иори.

Мусаси завороженно смотрел на руки барабанщика. Да, тот же принцип: две палочки, один звук.