Мусор

Так, с хладнокровным пониманием того, что случится дальше, однажды на Сашиных глазах хлопнул прозрачной дверцей работник маленького областного зоопарка, запустив сгорбленного хомяка в клетку к удаву. Это стало едва ли не сильнейшим его детским впечатлением: пушистый клубок, нервно потирающий почти человеческие розовые ладошки, и с достоинством разбиравшая пирамиду своих колец, распрямляясь, упитанная, влажная туша; и то, как долго эта сытая гадина потом проглатывала оцепеневшего от страха зверька, то вбирая в раскрытую пасть практически до хвоста, то снова выпуская наружу; и невозможно было отвести глаз, как потом забыть навсегда, самое жуткое: вздувшийся пузырь под блестящей, будто красивой мозаикой выложенной кожей – непрожёванного хомяка где-то в области змеиного желудка.

– Ах, вот ты! Хоть посмотреть на тебя, – радушно улыбался ему глава Боголюбова. – Ну, что замер-то? Проходи, садись, баламут.

Он улыбался, говоря эти слова, как дедушка, журивший внука за небольшое хулиганство. Тюрин шёл сюда напряжённый, готовясь повторять те же резкие слова, что произносил Татьяне Леонидовне и судье, понимая, что здесь они точно не будут приняты так же робко и мягко; он тренировал себя не бояться и ненавидеть этого человека, но его отеческая нежность просто выбила из колеи.

– Что ж ты, приехал на родину, ходишь по всяким организациям, обманом добываешь какие-то сведения, а ко мне, главному человеку, кто единственный в городе имеет правдивую информацию, не зашёл? – он спокойно смотрел на Сашу, присаживающегося за длинный, предназначенный для совещаний стол, приставленный к его столу перпендикулярно. – Да ты поближе, поближе сюда садись, ведь я не кусаюсь. Я ещё должен про тебя узнавать от третьих лиц, искать телефон твой, лично приглашать… А ведь это, кажется, твоя прямая работа – договариваться о встрече с ответственными лицами?

Саша смутился, не зная, что ответить. Похоже было на правду, ведь он даже не предпринял никаких попыток связаться с непосредственно руководящими всем процессом должностями.

– Не знаю. Наверное, по реакции остальных подумал, что вы мне во встрече тем более откажете.

– А если бы и так? Разве не должен ты был просить, настаивать и потом написать, что глава администрации Боголюбова давать комментарии отказался? – лукаво спрашивал Геннадий Анатольевич, очень довольный тем, как подловил визитёра. – Вот во что превратился уважаемый труд журналистов! И тут никто больше работать не умеет. Эх, – он казался искренне раздосадованным, и Саша окончательно потерялся, не понимая, как ему направлять такую беседу в нужный тон, как теперь говорить с ним с высоты своего профессионализма и репортёрского статуса.

Геннадий Анатольевич громко отхлебнул из стоявшей возле него кружки с двуглавым орлом и продолжал болтать не спеша, наслаждаясь своей мудростью, и своей властью, если не над всем Боголюбовым вообще, то хотя бы над одним этим забавным выскочкой.

– Интересный ты человек. Ты вот в Москву уехал, там закрепился вроде – всё благодаря школе боголюбовской, учителям, которые тебе содействовали, направляли тебя, дали тебе прекрасное образование. Ну, ты ж не будешь с этим спорить?

Саша мотнул головой, подтверждая невозможность споров.

– Ну вот. Потом ты приезжаешь в родной город. Понимаю, что душа у тебя за него болит, и ценю это! Но ты не хочешь вникать в его реальные проблемы и помогать их решать. Ты хочешь воспользоваться неловкой ситуацией, недоразумением, в своих целях: написать скандальную статейку, разоблачить воров и коррупционеров, налгать с три короба, повторив чужую ложь, чтобы что? Высмеять наш маленький городок? Опозорить его лучших людей? Чтобы что, спрашиваю я тебя, Саша? Дальше жить и процветать в своей любимой Москве, где тебя начнут уважать, по головке гладить, посылать в другие города, – и не вспоминать маленький городок, который тебя взрастил и за тебя болел! Вот и всё твоё «спасибо».

«Самое ужасное, что это похоже на правду. В искажённом понимании, а всё-таки на правду. По крайней мере, с такими мыслями я брался за эту работу, точно».

– Геннадий Анатольевич, но ведь это не совсем недоразумение. Недоразумением я бы назвал реакцию местных чиновников, но никак не случившееся. Нормальный ответ неравнодушных людей на вопиющее, угрожающее их жизни происшествие.

– Э-э, а что ты их слушаешь? Ты ведь никого больше и не опросил. Кого? Алкаша этого да мамашу в токсикозе? Или тёток из газеты? Считаешь, они вообще могут что-то соображать в таких глобальных проектах? Нет, по их мнению, конечно, ты напишешь статью, ни одного эксперта в ней не упомянув!

Геннадий Анатольевич говорил, стараясь выразить всю силу своего разочарования, но даже это выходило у него очень любовно, сочувствующим запутавшемуся Тюрину тоном.

– Мне важна была не их экспертная оценка, а то, что с ними произошло. Что побудило на такой шаг активистов? Как на это отреагировали местные? Но и ваше мнение я выслушаю с интересом.