Мусор

Ленин снова приглашал вытянутой ладонью посмотреть на величественные купола храма, и Саша вспомнил маленькую фигуру Щербакова на их фоне, за секунду до того, как он обернулся, и снова поёжился. «Да ничего он не сделает! Обычное запугивание». Эта встреча была для него всего гаже: другие, говорившие неприятные ему вещи, могли показаться не то запуганными, не то искренне заражёнными идеями, но этот всё прекрасно понимал и не стыдился. «Как странно я завис тут. И дни вроде медленно текут, а так быстро пролетают! Как будто город меня проглотил и переваривает теперь, вместе со всеми этими странными людьми. Это хорошо, надо записать. Всё время я возле Ленина этого оказываюсь».

Саша вспомнил о встрече с Женей у музыкальной школы. Почему-то показалось, что она снова стоит там, на крыльце, как будто это вечное место её обитания, как в компьютерной симуляции. Он без сил сопротивляться снова пошёл мимо, надеясь увидеть её, отлично понимая, что запас счастливых совпадений у вселенной ограничен, а всё же безвольно идя, и так сильно был разочарован, когда там не обнаружил. Дети по очереди съезжали на подошвах с не просохшего после вчерашнего дождя пандуса для колясок, всё заполнено было их криками. Чей-то визгливый голос за приотворённым окном повторял: «Раз… Два… Три… Вы слышите, как я считаю, блин?». В большом окне размеренно и почти синхронно покачивались слева направо свёрнутые в высокие узелки волосы и открытые плечи девушек из танцкласса.

Тюрин достал телефон и проверил, но Даша, прочитав его сообщение, номер так и не прислала. «Я же могу дойти до дома! А вдруг она там? Я могу сказать, что дело срочное». И он, осознавая свою глупость, не смог не двинуться дальше. «А что, если не просто угрозы? Ну что он может сделать? Конечно, на понт берёт. Всюду эта блатота!».

Остановившись посреди улицы, задумался: а что всё-таки сказать? А что, если откроет муж? И всё же, оправдывая эту несгибаемую силу, которая заранее всё решила и тянула его вперёд, рассудил, что проще будет сделать это, чем уходить в вечной своей маяте куда-то, ведь и идти было особенно некуда.

Тюрин громко постучал в её калитку, сам испугавшись резкого звука в щебечущей тихими птичьими голосами тишине.

Открыл мужчина в белой майке, синих спортивных штанах и клетчатых домашних тапочках, в которых стоял прямо на пыльной бетонной плите, расколотой ровно посредине надвое, ощетинившейся прораставшей сквозь ширящуюся будто на глазах щель ещё зелёной травой. Тот же приплюснутый нос и широкие скулы, все изрытые оспинами; у него было такое невыразительное лицо, которое надо встречать ежедневно, чтобы хоть как-то запомнилось, но сейчас Саша сразу узнал его. Лёха Минин смотрел на него хмуро, изучал, как будто хотел просканировать насквозь. «Прогонит? Может, не узнает… Если я узнал его, то и он меня должен».

– Здравствуйте, а.., – Тюрин слегка замешкался, – Евгения дома? Я по поводу…

– Знаю, – сухо ответил тот и вжался в калитку, приглашая его проходить. – Она говорила. Дома она.

Как неприятно было, что она равнодушно рассказала о нём мужу. Ревновал? Смеялся? Сейчас казался спокойным.

Они вошли в маленькую прихожую, покрытую старенькими паласами, забитую вещами так же, как веранда в доме его родителей, только не банками, а какими-то досками, кусками пенопласта, игрушечными колясками и детскими велосипедами. Самокат, выставив рогатину ручек, опасно лежал на вершине одной из куч, грозя вот-вот упасть. Из глубины дома вышла Женя: в длинном розовом махровом халате, делавшем её раза в два больше и совсем уж чужой – слишком простой и домашней, что ли. Она растерянно застыла в дверном проёме, а из-за её спины выглядывали два любопытных детских личика: довольно взрослой уже девочки и мальчика помладше.

– Ты же обещал позвонить! – только и сказала она с упрёком и беспомощно посмотрела на мужа, остававшегося за спиной Тюрина.

«Что прикажешь с ним делать?», – как бы говорили её глаза.

– Я знаю, извини. Просто Даша не написала твой номер, а мне бы срочно, уже уезжать скоро, – сбивчиво ответил он, ненавидя эти оправдания, выдававшие заранее спланированную ложь.

– Но я бы не хотела говорить дома. У меня такой бардак, – она с досадой оглядела прихожую.

«Только поэтому?», – разочарованно подумал Саша, а вслух сказал: «Можно поговорить во дворе, я не против».

– Я буду в мастерской, – устало бросил муж, и входная дверь неплотно затворилась за ним.

Женя смиренно вздохнула и, отступив назад, заметила своих детей. «А вы здесь что? Продует». И снова обратилась к нему: «Ну, проходи в дом тогда. На улице прохладно».