Мусор

– А ты всё доделал? – сочувственно ахала Женя, принимаясь с усилием тереть под краном брошенный им лоскут.

– Вот, только докрасил, – устало прикрыв рукой глаза, ответил он.

Сущность стола всегда останется неизменной, но каждый, услышав слово, представит себе разный. Саша, слушая их разговор, думал о чехословацком, лакированном, за которым он сам делал уроки, а теперь там лежали учебники и тетради Ангелины, а мама каждый вечер собирала их за ней так же, как когда-то за ним и Димой, в аккуратные стопочки, и мимоходом стряхивала пыль со столешницы одной ладонью в другую.

– Давайте я куплю. Сестре в подарок, для учёбы.

– Серьёзно? – воодушевился мастер. – Я бы тысячи за три отдал тогда.

– Пойдёт, – ответил Саша. – А доставка предусмотрена?

И договорившись, что Лёха привезёт его сам на своей Ладе Приоре, Саша даже отказался смотреть на стол, сказав, что верит в его качество. Пора было покидать этот дом, где он взял самое странное и сложное интервью: и в этой поездке, и во всей своей жизни. Дети, почувствовав уход засидевшегося гостя, вышли на кухню: девочка улыбалась и застенчиво жалась к маме. Сейчас она была очень похожа на Женю: утончённая, мягкая, неземная.

Глава 19

Неподалёку от дома он приметил неровно идущую фигуру высокого худого человека. «Да это же Юрец!», – быстро угадал он: было полное ощущение, что тот так и брёл той же пошатывающейся походкой, в той же самой куртке, с самого вечера их последнего расставания. Руку его оттягивал чёрный плотный пакет, какой обычно выдавали в магазинах приобретавшим пиво после девяти часов – времени официального запрета на продажу алкоголя.

Он подождал, пока товарищ приблизится. Тот заметил его, подойдя почти вплотную, и некоторое время близоруко вглядывался. «О! На ловца, как говорится… А я иду и думаю, кого б позвать выпить».

Юрец с гордостью приоткрыл пакет: в нём действительно лежала очередная полторашка всё того же дешёвого отвратительного пойла, но Саша подумал, что сейчас с удовольствием принял бы и его. «Вот и притязания твои со временем понижаются обратно. Ассимилируешься».

– У бригадира сегодня днюха. Вот мы выпили, и процесс не пошёл. Разошлись по домам, а это он проставился. Пацаны на работе, мне и раздавить его не с кем!

Тюрин с удовольствием согласился пойти с ним. Некоторое время они выбирали место, пока Юрец не предложил: «А давай на речку?».

Так они и оказались на берегу, где Саша долго сидел накануне. Солнце снова заволокло тучами, всё в одночасье посерело, похолодало, и пришлось накинуть на голову капюшон. Юрец философски заметил: «Осенью невозможно не пить. В Боголюбове – особенно. Вижу, ты тоже только этим и занят». Саша отшутился, что он говорит точно, как его мама, но сам напрягся.

Река вся была в зябких мурашках: взволнованная серая вода быстро гналась куда-то вперёд, и до середины, словно волны, распускались чёрные тени деревьев, растущих на противоположном берегу. В вагончике спасателей сегодня было тихо, и только желтоватый пёс с мужицкой бородой прибежал оттуда, чтобы мирно обнюхать их ноги, между делом пометить скамейку под ними и снова убежать по своим делам.

Они пили прямо из горла, передавая друг другу сплющенную для удобства в верхней части бутыль, которая грубо потрескивала от каждого прикосновения.

У Юрца было настроение несвойственного ему мрачного откровения. Он жаловался на работу: платят мало, график ненормированный, оформлен неофициально… «Тебе вот хорошо, ты пристроился», – с завистью сказал он.

Саша ответил на это вопросом.

– Юр, а ты помнишь, о чём мечтал лет в семнадцать?

– Я? – друг очень удивился. – О чём мечтал? – повторил он сам себе, опуская глаза в землю и задумываясь.

Саша дал ему время, а сам снова вспомнил себя. Ему семнадцать, и за окном та же осень – туманная, печальная. Он ещё не знаком с Женей и влюбляется почти в каждую девушку, им встреченную, придумывая всем те качества, которые после найдёт в ней. Девчонки не отвечают взаимностью, и каждый день он смотрит на себя в зеркало, пытаясь понять, за что его вообще можно было бы полюбить: худого, носатого, с россыпью красных прыщей на лбу. Все кругом твердят про предстоящие экзамены, но они ещё так далеки, как и в целом вся жизнь без школы, родителей, что он даже не может всерьёз к ним относиться. Только Татьяна Леонидовна ждёт его в кабинете почти каждый день, где много и заразительно делится планами, какие сочинения и куда нужно отправить, убеждает его подавать документы сразу в московские ВУЗы. Вечерами он встречается с пацанами, и, хотя они всегда общаются друг с другом презрительно, Саша чувствует, как они уважают его ум и цель и, видимо, не сомневаются, что он прорвётся. Он представляет себя публицистом, автором нескольких популярных романов, остроумных текстов, чьи комментарии с удовольствием запрашивают все самые известные в стране издания, свою квартиру-студию в центре Москвы, небрежно обставленную, и ему становится одновременно страшно от той участи, что он сам себе готовит, и сладко.