Мусор

– Но беременность тебя не спасёт! Как ты себе это представляешь? Ты уйдёшь из семьи, чтобы создать новую, такую же! Ты хочешь выйти замуж, как мать, за первого попавшегося раздолбая, наплодить от него несчастных нелюбимых детей и всю жизнь винить их в своих упущенных возможностях? И где вы будете жить? На что? Сколько ему вообще лет?

– Ему сорок пять, он женат, у него дети. И деньги. Теперь он вынужден будет давать их мне. На квартирку в Туле и учёбу заочно точно хватит. А продуктов мне много и не нужно. Не всё ж только сынка своего от армии отмазывать, – мстительно и удовлетворённо проговорила она.

– Это адвокат? – мгновенно с грустью отгадал Саша неинтересную загадку.

– Да, Игорь, – бесстрастно произнесла Ангелина. – Он неплохой, он обо мне позаботится, ты не переживай.

Саша помолчал, пытаясь понять, что всё же вызывало наибольшее отвращение в узнанной истории. Да, он сам говорил, что возраст согласия стоит подвинуть; да, он сам вчера занимался сексом с девчонкой, почти на пятнадцать лет его младше, со школьницей… И влюбиться, будучи давно женатым, наверное, не такой уж грех…

– Я всё понимаю, я никого не хочу осуждать! Но, блин, взрослый мужик должен знать, откуда дети берутся? Ведь если он тебя любит… Он же тебе жизнь разломал!

– Почему? – опять не понимала его Ангелина.

«Ну да, роды в семнадцать лет. Сплетни по городу, от кого же ребёнок. Зато мама поймёт, что ты теперь взрослая. Счастливый билет!”.

– Я сама это сделала, – продолжала сестра, чуть понизив голос. – Он ни при чём. Он мне вообще не очень-то нравился, просто был нужен. Я гондоны прокалывала.

– Что?

– Ну, презервативы.

– Да, блин, я знаю, что такое гондоны!

– Он покупал, а пока ходил в туалет или в душ, я всю пачку иголкой протыкала. Мы долго так встречались, с начала лета где-то. Я уж отчаялась!

У Саши закружилась голова. Этого он никак не мог себе объяснить. «До какого же отчаяния…», – образовался в его сознании зачаток оправдательной мысли, но он мгновенно потонул в ошеломляющей догадке, что лавиной снесла в душе все зарождавшиеся там благородные порывы.

– Вы это вместе с Сашей придумали? Скажи!

– Ну да. И была ещё одна девочка, из «В» класса…

– Идиотка! – взревел он, разворачиваясь и не слушая её больше. –Идиотки вы все!

Тюрин побежал. Вдали показался большой и яркий междугородний автобус, но ему не пришло в голову даже проверить, похож ли он по времени прибытия на нужный ему. До него долетел звонкий девичий крик: «Матери не говори!». Он бежал обратно, по узкому тротуару, а люди непривычным потоком шли ему навстречу, так что часто приходилось отпрыгивать в сторону, чтобы не столкнуться. Тяжёлая сумка колотила его ниже колена, мешая двигаться быстро, и очень хотелось сбросить её. На ходу он достал телефон и дважды позвонил Саше – оба раза она сбросила. Тогда он догадался зайти в вотсапп, где уже было сообщение от неё: «У меня урок», – и дурацкий, улыбающийся, как ребёнок с отставанием в развитии, жёлтый смайл. «Через сколько ты сможешь выйти?». Она не выходила из сети, ждала его ответа, и тут же напечатала: «Через четырнадцать минут». Опять этот смайл – наверняка она представляла себе его влюблённым, мающимся от нетерпения, скорее бы увидеть и обнять её…

«Дуры! Ну какие же дуры!», – думая о ней, он гневно вспоминал только белую тугую грудь, ритмично двигавшуюся под его нависшим телом. Нет, он знал, что беременность возможна в два дня из целого месяца, и вряд ли получится так легко, вот и Ангелина тоже говорила о своих мучениях… «Мучениях, чёрт подери её!». Но тут же он припомнил Дубоноса, который, побывав впервые с девушкой, стал отцом в одиннадцатом классе.

Он представил себе её беременность; представил, как несёт её, отяжелевшую, с огромным животом, в тесном белом платье, через мост, и все его бывшие друзья, и все его странные родственники стоят с восхищёнными улыбками и, пьяные, довольно смеются над ними. И её брат с огромной круглой головой не знает, то ли ненавидеть нового родственника, посягнувшего на дорогую сестру, то ли заключить в объятиях. А потом они живут здесь, в квартирке, похожей на берлогу Маугли, только мебели там чуть больше, и он отрывается от монитора, чтобы помочь ей спустить коляску в доме без лифта. «Всё это убожество всю мою жизнь раскручивалось по спирали. Может, и не стоило столько думать, волноваться, мучиться – всё равно пришёл в ту же точку?».

На перекрёстке возле школы стоял тот маленький мужчина, в рабочем комбинезоне, тесно облегающем свитер, и задумчиво смотрел вдаль, опершись на расставленную прямо посреди тротуара стремянку. Он никуда не спешил и, казалось, созерцал горевший вдалеке зелёным кружком светофор. Обтянутые чёрной тканью его плечи были покрыли какой-то белой трухой – только так Тюрин понял, что мокрые капли, летевшие ему с ветром прямо в глаза, это внезапно пошедший мелкий, не долетавший до земли снег.