Мусор

Саша быстро двигалась ему навстречу: высокая, прямая, всё в той же болотного цвета парке, просто слегка придерживая её, запахнутую на груди, откуда виднелась тонкая белая блуза. «Ей, похоже, никогда не бывает холодно». Она улыбалась самодовольной улыбкой женщины, узнавшей, что её любят и готовы ждать в тонкой куртке на пронизывающем ветру почти двадцать минут. А ему хотелось схватить её за светлые волосы и ударить лицом о решётчатую ограду, чтобы сбить эту мерзкую, преступную уверенность. Взгляд её издали зацепил брошенную возле ног спортивную сумку, и радость слегка угасла, но всё же она легко подбежала и почти поцеловала его. Тюрин вовремя отстранился.

– Уже знаешь про Ангелину?

Снова посмотрев на его собранную сумку, она составила всё происходящее в неверно понятую тревожную картину и испуганно спросила: «Что с ней?».

– Она беременна.

– О, – только и ответила; пыталась изобразить изумление и, верно, действительно, слышала об этом впервые, но по-настоящему удивлена не была.

«Конечно: доказательство успеха».

– Но ты знаешь про адвоката и её план, – не спросил, а утвердил он.

– Она тебе рассказала, – так же спокойно сообщила она, не спрашивая.

Они смотрели друг на друга: одна в настороженном ожидании, другой в бессильной ярости, желая то ли ударить её, то ли хотя бы закричать, чтобы все знали, что она сделала, как его использовала, какие мерзости вынашивают в голове эти дешёвые бабёнки, не умеющие и не желающие ничего, но с самого детства отлично понимавшие только, что любой вопрос могут решить их чёртовы дыры!

– Ты думаешь, и я тоже? – она вдруг поняла, зачем он так торопил её, в чём причина его горячности. – Думаешь, и я тебя так же использовала?

– А что, нет? – гневно переспросил он, как бы язвя.

– Но у меня же даже времени не было, чтобы… Ну, перед тем, как мы, – такая смелая и распущенная раньше, теперь она стеснялась назвать вещи прямо. – Ты же никуда не выходил.

Саша вдруг вспомнил то, о чём и вправду не успел задуматься: презервативы всегда лежали в его кармане, он их не доставал вплоть до того момента, когда сделать с ними что-то было уже поздно.

– Я… Да, – смутился он. – Но это не оправдывает ваш уродский план!

– Слушай, да, я была одним из его авторов, – она пробовала, было, усмехнуться, но вышла только кривая гримаса, ведь сейчас это было совершенно неуместно. – Но потом я от него отказалась. И ты в него точно не входил. В конце концов, я бы нашла для него кого-то и раньше, если бы хотела. Я решила, что это не для меня.

Тюрину стало неловко за то, как он хотел обойтись с ней, да и вообще за всё. «Ну вот, пропустил автобус. Ну какой придурок! Свадьбу ещё вообразил».

– Ты уезжаешь, – опять констатировала она, грустно глядя на его вещи, ничуть не обиженная подозрениями.

– Да. И точно не приеду раньше, чем ещё через четыре года, – печально пошутил он, чтобы разрядить обстановку.

– И к Линке? Она ведь родит.

– А я причём? Это её выбор.

Тюрин повесил на плечо сумку, и она снова неприятно подпирала его колени сзади. Он стал поправлять ремень, а Саша молча наблюдала за этим. Вот, тяжесть переместилась к поясу, так было немного удобнее. Теперь он думал, что делать, раз первый автобус уже пропущен.

– Ты меня не любишь, это я понимаю, – Саша говорила медленно и тихо, совсем не похожая на обычную себя: бодрую и решительную. – Но мне с тобой было хорошо.

Два серых блестящих глаза под пушистыми, идеально уложенными широкими бровями смотрели на него, желая задеть. «Только этого ещё не хватало».

– Пока, Саш, – ответил он и отвернулся, чтобы уйти.

– Забери меня отсюда, – отчаянно крикнула она, пытаясь его остановить.

Он замер, но обратно шага не сделал, оставаясь от неё теперь на небольшом расстоянии.

– Куда я тебя заберу? Ты издеваешься?

– Но ты же живёшь там где-то! Я не буду мешать: гуляй, с кем хочешь, приводи, кого хочешь! – она говорила быстро, пока её не перебили, и это было противно, ужасно тяготило, мучительно хотелось прервать её, но она не останавливалась. – Я готовлю вкусно! На всю семью готовлю, и тебе буду. Мне через месяц восемнадцать, никто и не спросит.

«Да уж, твой брат особенно похож на того, кто не спросит», – подумал он, а вслух спросил:

– А школа? – и тут же разозлился, зачем вообще поддерживает этот нелепый разговор.

– Да хрен с ней! Девять классов-то есть, – оправдывалась она, как будто обнадёженная его реакцией, что не всё потеряно.

Саша стояла в этом опустошённом дворе, где даже сентябринки на ветру почти потеряли свои цветные лепестки, и все краски мира были окончательно высосаны приближающейся зимой. Волосы её опять сливались с меховой оторочкой, а сверху блистала пудра тут же таявшего снежка.

– Пока, Саш, – повторил он и, пропустив перед собой входящую в калитку женщину, с удивлением посмотревшую на них, повернул вниз по улице.