Муссон

– Нет, – возразил Бен Абрам. – Есть еще кое-что, чего ты никогда не знал, а я не мог тебе рассказать. Твой брат был на Занзибаре, искал тебя. Но принц аль-Малик не желал тебя уступать. Он послал к твоему брату муллу аль-Алламу с сообщением. Мулла объявил твоему брату, что аль-Ахмара умер от лихорадки, и они даже соорудили на кладбище могилу с твоим именем над ней.

– Так вот почему отец сменил мне имя на аль-Салила! – Голос Дориана стал сильнее и резче, когда он все понял. – Они скрыли правду от Тома! Нечего и удивляться, что он перестал меня искать!

Дориан закрыл глаза и умолк. Ясмини показалось, что он потерял сознание, но потом она увидела одинокую слезу, пробившуюся между закрытыми веками. Ее сердце сжалось от сострадания к нему.

– Что же мы будем делать, любовь моя? – Она погладила его огненно-рыжие волосы.

– Не знаю, – ответил он. – Все это слишком жестоко. Мою душу словно рассекли мечом.

– Ты теперь мусульманин, – сказал Бен Абрам. – Сможешь ли ты вернуться к своим истокам?

– А твой брат поверит, что ты жив? После того, как ты был мертв для него все эти годы? – спросила Ясмини.

– И сможешь ли ты обнять его теперь, когда он стал врагом твоего отца, калифа аль-Малика, и Бога твоего народа? – задал новый вопрос Бен Абрам и словно повернул нож в сердце Дориана.

Он не знал, что ответить им обоим. Отвернувшись к кожаной стенке шатра, он сдался перед своей слабостью от раны.

Ясмини не отходила от него, пока он то уплывал куда-то, то возвращался. Будучи в сознании, Дориан терзался и от физической боли, и от эмоциональной, разрывавшей его сердце.

Армия стояла на месте, пока ее шейх лежал в одиночестве в своем шатре. Под командованием Башира воины собрали раненых и построили для них тростниковые шалаши под деревьями. А Бен Абрам лечил их. Мертвых похоронили, но оставили на месте тех, кто уже оказался захоронен под красными камнями лавины. Починили то, что было сломано, привели в порядок оружие. А потом стали ждать дальнейших приказов. Но их не поступало. Башир аль-Синд рассерженно расхаживал по лагерю, рявкая на любого, кто попадался ему под руку, и воины разделяли его разочарование. Они горели жаждой отомстить за своих товарищей, погибших в узком перевале, но не могли двинуться с места без приказа аль-Салила.

По лагерю расползались мерзкие слухи, что Башир готов взбунтоваться и отобрать власть у больного шейха. Говорили, что шейх умер, что он поправился, что он сбежал ночью и оставил их на волю судьбы.

А потом появился новый, еще более странный слух, что к ним в поддержку с побережья идет вторая армия, огромная, под командованием принца королевского дома Омана. И что этими объединенными силами они смогут наконец выгнать неверного из его логова. Этому слуху не исполнилось и нескольких часов, когда люди услышали низкие гулкие удары военных барабанов, сначала такие тихие, что казались биением их собственных сердец. Арабские солдаты собрались на холме, чтобы посмотреть через равнину, и скоро их пробрало дрожью от донесшихся звуков роговых труб. Они увидели, что на равнину вышли огромные отряды, во главе которых ехали важные офицеры.

Воины благоговейно наблюдали за тем, как эта неведомая армия въезжала в их лагерь. Офицер, возглавлявший ее, был в нагрудной кольчуге турецкого образца и в высоком остроконечном шлеме. С высоты своего коня этот офицер заговорил с воинами:

– Я принц ибн аль-Малик Абубакер. Подданные Омана, преданные солдаты и мусульмане! Я принес вам печальные вести. Абд-Мухаммед аль-Малик, мой отец и ваш калиф, скончался в своем дворце в Маскате, сраженный в расцвете сил мечом черного ангела.

По рядам солдат пронесся стон, потому что большинство этих воинов сражались у Маската, чтобы возвести аль-Малика на Слоновий трон, и они любили своего калифа. Они упали на колени и кричали:

– Да будет Господь милостив к его душе!

Абубакер позволил им выплеснуть печаль, потом вскинул руку в перчатке, призывая к молчанию:

– Воины Омана, я привез вам приветствие от вашего нового правителя, Зейна аль-Дина, любимого сына аль-Малика, ставшего теперь калифом. Он доверил мне призвать вас дать клятву верности, свидетелем которой станет Господь.

К тому времени, когда церемония приношения клятвы закончилась, солнце уже садилось. Абубакер отпустил людей и подозвал Башира.

– Где этот трус и предатель аль-Салил? – резко спросил он. – У меня к нему неотложное дело по поручению калифа.

Дориан слышал сообщение о смерти своего приемного отца, хотя лежал в это время в шатре на своей постели: голос Абубакера отчетливо проникал сквозь кожаную стенку шатра. Ему показалось, что весь фундамент его жизни развалился в одно мгновение.

Он чувствовал себя слишком слабым и больным, чтобы справиться с таким потрясением и такой потерей.