Мусульманские паломники

Я и другіе мои проводники поспшили высунуться изъ палатки и обглядть горизонтъ. Дйствительно, занявшись кейфомъ, мы и не замтили, какъ изъ далекаго ущелья выдвинулся огромный караванъ. Длинною лентою чернлся онъ въ облитомъ золотомъ и пурпуромъ горизонт; впереди и сзади его неслись столбы пыли, которые лучами заходящаго солнца освщались въ чудныхъ переливахъ. Словно перья волшебной птицы, вились они вокругъ каравана, темно-красными, золотыми, пурпурными волнами и облачками, стремясь вверху и переходя въ розоватую дымку, уже сливающуюся съ лиловыми и голубоватыми тонами потухающаго неба. Несмотря на значительное разстояніе, я простымъ глазомъ даже различалъ нкоторыя подробности, благодаря замчательной чистот воздуха пустыни. Нсколько десятковъ верблюдовъ было легко насчитать въ приближающемся караван. Какъ бы выточенные изъ камня, обрисовывались они рзко-темными силуэтами на цвтномъ фон горизонта и, преобразованные тою же оптическою иллюзіей, которая обусловливаетъ и миражи, они казались сравнительно огромными. Съ помощью простого бинокля я различалъ уже и всадниковъ, уныло покачивавшихся на горбахъ «кораблей пустыни». Половина хеджановъ {Хеджанъ — всадникъ, сидящій на верблюд-хеджин.} была вооружена, другая нтъ. Я сообщилъ объ этомъ своимъ проводникамъ. Въ одинъ голосъ тогда, при этомъ признак, они отвчали, что то несомннно хаджіаджъ {Хаджіаджъ — множественное число отъ хаджъ, по-арабски.}— паломники изъ Мекки и Медины. Поклонившись священной Кааб, облобызавши стопы и прахъ великаго пророка, они пробираются черезъ пустыни Іемена, Геджаса и Синая по пути хаджей (дербъ-ель-хаджіаджъ) въ Каиръ — настоящую Москву мусульманскаго міра. Давно мн уже хотлось видть этихъ паломниковъ и пробыть хотя нсколько часовъ съ такими интересными людьми, если будетъ возможно. Мое давнишнее желаніе исполнялось: хаджи шли прямо на насъ. Небольшой ручеекъ, у котораго мы остановились, обыкновенно высыхающій въ это время года, манилъ видно и ихъ къ себ, какъ приманилъ онъ и нашъ караванъ, хотя мы имли еще полные бурдюки воды.

Я не сводилъ главъ съ интересной группы людей, приближавшихся въ намъ какъ-то особенно быстро. Чрезвычайная ли зеркальность воздуха, или другая оптическая иллюзія, приближала ихъ въ намъ какимъ-то волшебнымъ образомъ, хотя они были еще далеко отъ насъ. Вотъ уже можно различить не только самихъ всадниковъ, но даже и ихъ одежды; вотъ виднются бороды почтенныхъ шейховъ, или хаджей, а тамъ еще какія-то странныя фигуры, словно закутанныя въ саванъ мертвыхъ; он не-то полусидятъ, не-то полулежатъ на цломъ ворох одежды на бокахъ огромныхъ животныхъ. Все ближе и ближе придвигается караванъ; верблюды его уже фыркаютъ, какъ бы предвкушая отдыхъ; наши вторятъ имъ; словно тяжелая кавалерія, возсдающая на какихъ-то чудовищныхъ коняхъ, несется прямо на насъ нсколько десятковъ арабовъ. Заходящее солнце причудливо обливаетъ золотыми своими брызгами приближающійся караванъ, и эти металлическіе переливы свта въ пустын, производящіе чудный эффектъ, заиграли на чалмахъ, бурнусахъ и ружьяхъ всадниковъ и на спинахъ ихъ животныхъ, казавшихся не то золотистыми, не то золотисто-пурпуровыми…

Ми приподнялись на своихъ мстахъ, пріосанились, и Юза — самый бойкій и юркій изъ моихъ проводниковъ и вмст съ тмъ переводчикъ, величественно пошелъ впередъ, привтствуя пришельцевъ правою рукою и наклоненіемъ головы. Шаговъ за пятьдесять караванъ пріостановился, какъ бы по данному знаку и изъ строя верблюдовъ отдлилось одно могучее животное, на спин котораго возсдалъ живой и вертлявый человкъ, сухощавый, какъ щепка, съ длинною съ просдью бородою, быстро бгавшими глазами и въ зеленой чалм,— признакъ, указывавшій, что владлецъ ея не разъ уже побывалъ въ Мекк у гроба пророка и носитъ почетное имя хаджи. То былъ, вроятно, хабиръ — вожакъ каравана, или старшій изъ погонщиковъ — шейхъ-ель-джемали, на что отчасти указывало и его, изящно украшенное оружіе, которое онъ носилъ съ большимъ достоинствомъ, нарочно выставляя на показъ.

— Ель-саламъ-алэйкумъ (миръ вамъ)! — было его первымъ словомъ, съ которымъ арабы — этотъ народъ молитвы — обращаются къ путнику, гд бы ни встртили его.

— А-алейкумъ-ель-саламъ-у-рахмедъ-лилляхи-у-варактту (да будетъ милость Господня съ вами, его благословеніе и любовь)! — отвчалъ я, прибавивъ еще — мархаабвумъ (милости проеимъ).

— Тайбинъ, салямятъ-сіякъ-кейфъ-калекъ-ву (привтъ и теб, здоровъ ли ты)? — спрашивалъ меня дальше хабиръ.

— Тайбинъ, ель-хамди-лилляхи (благодаря Бога, здоровъ), — было отвтомъ съ моей стороны.