Муза

Тон, которым он это сказал, заставил меня заподозрить, что и сам Джерри не был чужд этой темы. Я больше никогда не встречала такого человека, как он: эта особая порода англичан из высшего общества – такие манерные персонажи, словно сошедшие со страниц Вудхауза, чье безумие почему-то никого не удивляло. Джерри мог не задумываясь говорить самые неподобающие вещи. Он был красив, но тучен и, по-видимому, давно махнул на себя рукой. Чувствовалось, что он тяжело переживает свое горе; еще полгода, и он превратится в гору плоти, лежащую на полу.

– Как я понимаю, вы работаете в художественной галерее, мисс Басчин? – спросил Джерри, наливая себе очередную порцию виски.

Лори покосился на Джерри, когда тот неправильно произнес мою фамилию, и я поняла, что сейчас он начнет поправлять отчима.

– Да, верно, – поспешно ответила я. – Секретарем-машинисткой.

– Значит, вы поселились в Англии?

– Да, сэр. Живу здесь уже почти шесть лет.

– Отец Оделль служил в ВВС, – сказал Лори.

В его голосе слышалось отчаяние, и это подействовало на меня раздражающе. Конечно, я понимала, что Лори пытается сделать: поместить меня в контекст, который был бы понятен его отчиму. Но я вовсе не считала, что меня нужно представлять, ссылаясь на военные заслуги моего отца. Каким-то непонятным образом я почувствовала, что Джерри принимает меня и без этого. Некая причудливая алхимия – вызванная, возможно, тем, что я находилась у него дома, – заставила Джерри исключить меня из подсознательной иерархии цвета кожи, к которой он то и дело неумышленно прибегал. Может, ему хотелось думать, что моя кожа на самом деле белее? А может, ему нравилось волнение, напоминавшее ему о старом добром колониальном прошлом? А может, ему просто понравилась я. Как бы то ни было, я почувствовала, что мне в этом доме рады.

Мы нервно поужинали: в сущности, нервничал Лори, а мы с Джерри неуклюже возились со своей едой. Во всяком случае, он больше не упоминал калипсо или бонго – и не восхищался моим чудесным английским.

– Однажды мы ездили на Карибы, – вспомнил Джерри, пока Лори убирал тарелки. Он выпил свой виски и теперь уставился на пустой бокал для коктейля.

– Вам там понравилось? – спросила я.

Видимо, Джерри меня не услышал.

– По окончании Оксфорда я работал в Индии.

Я посмотрела на Лори – он рвал и метал, склоняясь над скатертью.

– Провел там несколько лет. Мне кажется, именно тогда в моей крови пробудилась страсть к путешествиям – может, меня там кто-то укусил? Красивое место – Индия. Но там тяжело. Очень жарко.

– А на каких островах Карибского моря вы побывали? – спросила я.

– Кажется, с тех пор прошла уже целая жизнь. Наверное, так и есть.

– Оделль задала тебе вопрос, – сказал Лори.

– Ничего страшного, – заверила я.

– На Ямайке, – ответил Джерри, пристально взглянув на пасынка. – Я не в маразме, Лоуренс. Я услышал ее вопрос.

– А вот я не была на Ямайке.

Джерри засмеялся.

– Как это необычно. Я-то думал, вы все так и скачете с острова на остров.

– Нет, сэр, я посещала Тобаго, Гренаду и Барбадос. С другими островами я не знакома. Я знаю Лондон лучше, чем Ямайку.

Джерри потянулся к виски.

– Эта поездка была не моей затеей, – сказал он. – Сара утверждала, что все ездят на Ямайку. Она обожала жару, ей она была нужна. И мы поехали. Хорошо, что съездили. Песок был такой мягкий.

Лори завладел бутылкой виски.

– Пойдем послушаем ту пластинку, что мы купили, – предложил он.

– А кто это – Сара? – спросила я.

Джерри посмотрел на меня воспаленными глазами.

– Лоуренс даже не назвал вам ее имя?

– Чье имя?

– Его матери, – ответил Джерри, вздохнув, когда Лори отвернулся. – Моей красавицы жены.

15

Лори буквально взлетел вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

– Да что с тобой такое? – спросила я. – Он просто по ней скучает. Хочет о ней поговорить.

Лори остановился на лестничной площадке и резко обернулся ко мне.

– Только не воображай, что он какой-то святой.

– Я и не воображаю, Лори.

Видимо, Лори боролся с какой-то конкретной мыслью. Вид у него был наполовину задумчивый, наполовину свирепый.

– Когда мой отец умер, – продолжала я, стараясь его успокоить, – маме казалось, что она слышит его голос по радио. Он мерещился ей в каждом мужчине на улице. Тебе нужно запастись терпением.

– Это была моя мама.

– Конечно.

– Я нашел ее. В той комнате внизу.

– Ох, Лори…

Я повернулась туда, куда он указывал, и заглянула в темноту; я тут же ощутила какое-то сверхъестественное отвращение, меня охватило желание бежать в противоположном направлении. Но я не двинулась с места – не хотела, чтобы он видел, что я боюсь.

– Джерри держится на соплях – и на виски, – промолвила я. – Тебе надо относиться к нему по-доброму.

– А как насчет меня?

– Я буду относиться по-доброму к тебе, – ответила я, взяв Лори за руку.

Мы лежали рядом на стеганом пуховом одеяле Лори, прислушиваясь к тому, как Джерри копошится внизу. Наконец дверь закрылась, и в доме воцарилась тишина.

– Тебе не стоит здесь жить, – сказала я.

– Знаю. – Лори повернулся ко мне и оперся на локоть. – Но это все, что у меня есть. Этот дом, Джерри и картина.

– И я. У тебя есть я.