Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Венецианское стекло. Фотографическая конвенция – 1. Поэзия и карты

1

Фотографа ведь можно даже уподобить ленивому поэту, точно так же вытягивающему из воздуха некое сгущение, языковое и семантическое, до него не бывшее, с помощью игр ума, ловкости рук и пристальной внимательности к окружающему миру.

Для того чтобы снимок заговорил, попав в систему опознаваемых координат, когда его изображение воспринимается как конвенциональное, нужны усилия, схожие с усидчивостью прозаика, тогда как зарифмовать куплет «на случай» может практически каждый.

2

Чем еще хороши туристические центры – возможностью расслабленного фотографирования.

Вероятность быть зафиксированным здесь входит в общепринятую конвенцию, это как погода, от нее не спрячешься.

Приезжая в Венецию, все как бы заранее подписываются под виртуальным договором стать частью разноязыкой толпы, постоянно попадающей в кадр, от этого же тоже никуда не деться, поэтому человек с фотоаппаратом в Венеции не опасен.

Как правило, это ошалевший от необъятной красоты турист, желающий увезти с собой как можно больше складок местного ландшафта.

3

Кстати, о хватательном рефлексе.

Бороться с ним можно, лишь переведя его в сознательную (осознанную) плоскость.

Собственно, все эти многочисленные торговцы в сувенирных палатках паразитируют на хватательном рефлексе своих современников, обязательно впадающих в ступор среди мостов, каналов и фасадов.

Постоянно же, на каждом повороте или изгибе улицы, открываются такие прекрасные виды (блеснет водная гладь, выгибаясь серебристой спинкой, солнце упадет в расщелину между домами, сделав угол молчаливого кампо по новому обитаемым), что невозможно удержаться – камера сама вспархивает в руки, пальцы автоматически жмут на спусковой курок.

Все мы жертвы веницейского автоматического письма: город, что сам себя пишет, щедро делится возможностью умозрительного продолжения.

Все знают, Венеция равна романтике, возможности любовного свидания, когда можно пассивно плыть вслед за декорациями, никак особенно в них не вкладываясь.

4

Разве что деньгами или вот фотографированием.

Нарочитой зрительской пассивностью отчасти это все напоминает демона телевидения, развлекающего потребителей ровно столько, сколько хочется.

Так и здесь: регулируешь взаимоотношения с городом, чередуя укрытия и торжественные выходы на улицу, где всегда люди, шум-гам, постоянное шевеление пейзажа, причем не только неба, но и солнечных бликов, бегущих по каналам и окнам, торговой активности соседей, постоянной растерянности заплутавших туристов, тычущихся в карты, подобно рыбам у края аквариума.

5

У этой постоянной городской особенности есть одно важное следствие: в Венеции не стыдно быть чужаком, здесь все такие.

И если в Москве, понимая, что можешь заблудиться, бросаешь взгляд на карту, схему метро украдкой, как бы из вольного любопытства, здесь даже не думаешь прятать бедекер. Ходишь с ним в обнимку, как с барсеткой.

Но погодите сравнивать эту особенность венецианской жизни с оголенными плечами Курагиной – речь следует вести не о городском самолюбовании, но о самобичевании и самоистязании, лишающих Венецию остатков сил.

Сложно проследить и зафиксировать эту закономерность, но для меня существование ее безусловно и схоже со сквозняком, охлаждающим стены, не давая им, болезным, нагреться до чаемого теплокровия.

6

Раз уж однажды мы решили, что Венеция антропоморфна, то полноценная температура ее кровоснабжению жизненно необходима: именно она и стоит на границе, отделяющей жизнь этого странного города от превращения в археологическую руину.

Если вернуться к фотографированию, то это же важный, косвенный, но тест на цивилизационную вменяемость.

С одной стороны, фотографирование запрещено в тоталитарных государствах, с другой – фотографирование без согласия характеризует перехлесты политкорректности западных демократий, вполне справедливо пекущихся о соблюдении прайвеси и защите прав отдельного гражданина.

Именно поэтому должны быть ничейные, почти нейтральные территории, жертвующие собственной кармой во имя торжества вненаходимости, маркированной возможностью тотального фотографирования.

7

Впрочем, Венеция старается, как может, выправить ситуацию почти повсеместным запретом фотографирования внутри замкнутых и закрытых пространств церквей и музеев, который, правда, мало кто соблюдает.

Впрочем, до тотальной фиксации города нам всем еще далеко.

Туристы, как правило, скапливаются на своих конкретных «муравьиных тропах»; шаг в сторону – и вот ты уже попадаешь на территории тихие и пустые (кажущиеся едва ли не заброшенными), поэтому «лак от всех тысяч взглядов» блестит и бликует лишь там, где глазу есть зацепиться за нечто выделенное в дополнительный пунктик, тогда как весь прочий город продолжает плыть в почти полнейшей непроявленности.

Это, кстати, хорошо видно при расстановке геолокаций и тегов, что явилось для меня одним из самых изумляющих открытий внутри веницейской жизни.