Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

«Также и мы, рассматривая Тинторетто, постепенно очищаемся от всякого интеллектуализма, мысли, как блохи, перебираются на зеркальный кусочек с отраженным Тинторетто. В живописи Тинторетто есть особая текучесть, кажется, что мир его способен неограниченно меняться прямо у вас на глазах, сохраняя при этом свою объективную форму, и, завороженный этой метаморфозой, понимаешь, что не имеет никакого значения зависимость Тинторетто от Микеланджело, соображения о том, кто первый, кто второй, кажутся мелочными и несущественными, и все „но“ уплывают вместе с блохами-мыслишками прочь, как кусок коры, отпущенный зубами лисицы. Да, Скуола Гранде ди Сан Рокко – второй по смыслу и значению цикл в изобразительном искусстве всего мира, у которого есть лишь один соперник на это второе место – Станцы Рафаэля. Кроме Рафаэля, у Тинторетто соперников нет, хотя есть фрески и картины более грандиозные, более глубокие, более совершенные – более гениальные, давайте так это определим, учитывая всю глупость словосочетания „более гениальный“. Величие Венеции уже немыслимо без величия Тинторетто, именно он сделал Скуолу Гранде ди Сан Рокко сердцем города, бьющимся тревожно, страстно и мятежно».

Из «Только Италия» Аркадия Ипполитова

Сан-Рокко (San Rocco). Выдох

Скуола и церковь действуют, как вдох и выдох: влияние триумфа Тинторетто похоже на задержку дыхания – когда ты все набираешь и набираешь воздух в легкие, пока голова не начинает идти кругом, а звездочки брызжут из глаз фотоуменьшением. Медленное всплытие на поверхность: глаза вновь должны привыкнуть к естественному (прозрачному) свету.

Тинторетто расписывал церковь Сан-Рокко без учеников, один-одинешенек, создавая длинные, протяжные композиции по краям единственного нефа, повешенные встык по шпалерному принципу. Так, чтобы не оставалось свободного от холстов места, точно это не картины, но ковры или шпалеры, предохраняющие помещение от холода и сырости.

Четыре картины у входа, под хорами, не сохранились и заменены незаметными гризайлями.

На потолке – прямоугольный плафон Джованни Антонио Фумиани с очередным барочным триумфом, уходящим в обманчиво глубокие небеса.

Это тот самый Фумиани, что почти четверть века расписывал плафон церкви Сан-Панталон и почти закончил этот грандиозный живописный балдахин, когда, если верить легенде, сорвался со строительных лесов, разбился и умер.

Очень, между прочим, Фумиани жаль: вместе с Тьеполо он красиво выезжал из маньеризма в барокко, да так и остался, по сути, автором одного, но совершенно неземного проекта.

Церковь Сан-Рокко неоднократно перестраивали, вычищая из нее все, что только можно. Своей праведной монотонностью она больше напоминает капеллу или музей – блуждая по церквям, переходя от картины к картине, выставленной как бы вне особой оформительской надобы, как-то понял (точнее, почувствовал), откуда взялись музеи и как шла мысль людей, которые их придумывали и придумали.

Тем более что здесь совсем не по-церковному светло, из-за чего, не смотря на многочисленное и настойчивое искусство, пространство кажется даже не пустым, но полностью опустошенным, поскольку весь его смысл, уж какой есть, размазан вдоль стен.

И поэтому – а может быть, не поэтому – сложно представить, что сюда ходят молиться, а не глазеть: здесь же теперь как бы нет ничего, кроме духа Тинторетто. Так, вероятно, и должно быть по контрасту с соседней Скуолой, визуальный экстаз которой уже даже не про художника и его творения, но о пределах человеческих возможностей. Впрочем, как там, так и здесь, с зеркалом или с охранником, все они «в руки не даются», продолжая существовать в каком-то параллельном коридоре, куда хода нет и уже не будет ни тебе ни другим.