Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Живописи здесь много, причем из разных эпох, что тоже должно говорить об истории здания, его взлетах и перестройках, профдеформациях и искажениях, в конечном счете приведших к неповторимому сочетанию самых разных времен, запряженных отныне в гулкую запараллеленность.

По бокам от алтаря – две капеллы, но обе получаются скучные. Одну из них расписал Пальма-младший, в другой под завязку понавешали холстов, а расписать потолок поручили Веронезе.

Лучшая картина здесь – Лоренцо Лотто в капелле справа от алтаря. «Мадонна с четырьмя святыми». Издали ее можно принять за очередного, слегка потемневшего Беллини. Но вблизи видно иное агрегатное состояние волшебной (живописной) материи, расходящейся на оттенки и отголоски. От бордового в одежде Богоматери до красного и алого в плаще и накидке фигур, ее окружающих. Последнее, что Лотто написал в родном городе, откуда бежал от безработицы, затираемый более благополучными коллегами.

В самом алтаре есть купол, расписанный регулярным архитектурным мотивом, как бы сложенным из аккуратных плит с ромбом посредине, поверх которого, точно клякса или плесень, возникают ангелочки на облаках. Или облака с ангелами поверх взбитых сливок.

Еще очень похоже на татуировку. Издали я решил, что это роспись обвалилась – подошел ближе и даже обрадовался, что все на месте. Просто это очередная живописная обманка дарит нам еще одно дополнительное измерение.

Здесь же темно. Горят красные лампады. Ладаном пахнет. Совсем слегка, полунамеком и непротивно. Усиливаясь почему-то в одной из капелл.

Тут еще, когда в храм идешь, дети играют в футбол в одном из углов внешней стороны этого, извините, почтенного (XIII века) здания, внешне неказистого, будто бы съежившегося, – а когда ты заходишь в комнату с набором Пальма-младшего, окна в ней раскрыты, и кажется, что дети шумят в соседней комнате.

Тот редкий случай, когда впечатление делают не россыпи артефактов, но мужество самой архитектуры: беленые стены над квартетом аркад, автономная жизнь под каждой из них. Именно архитектура и позволяет церкви жить, щедро расходуя термоядерность энергии, вырабатываемой в собственных недрах.

Жаль, что именно на Сан-Джакомо даль Орио у меня не хватает точных слов и точечных ощущений, она ведь совсем особая, отличающаяся от прочих, являющихся как бы продолжением друг друга. А эта – в стороне, совсем иная, и если не живопись, какая привычно произрастает в Венеции, то можно было бы сказать, что дело и не в Венеции происходит вовсе.

Как у Шекспира, где сказано, что место действия – Венеция или Верона, а на самом деле условное, обобществленная территория Раннего Ренессанса, еще совсем несвободного от догм и условностей, куда вставлены (инкорпорированы) «секретики» из других пространств и иных эпох. Где сюжет в общих чертах понятен, а чаще всего заранее известен, так что смак – в деталях решения, неброских нюансах, таинственных умозрительных лабиринтах, мерещащихся по углам. Там, где их нет. Ну или в нишах за картинами, в расписной шкатулке сакристии или часовне Святых Даров, являющейся как бы посольством XVIII века.

И они, эти картины, как окна в иное, точно озвучивают кубатуру обзора, крытого и крутого, дают ему свой язык, «вкус и цвет».