Муж и жена – одна сатана

Кабы у нас сказка сказывалась, то каждую девственницу встречал бы добрый немецкий молодец с кружкой пива в левой руке. Правой рукой он крепко обнял бы пропахшую сельдью суженую, расцеловал бы, хлебнул бы пивка и повёл бы девицу под венец.

«Только вот на этих «бы»//Не построить нам судьбы» – стихи!

Жизнь не сказка, она с загогулинами и с закавыками. Троих девушек приняли назад в отчий дом, а девять – оказались у порога дома Мартина Лютера. Позже он вспоминал: «Мне было так жаль эту отчаявшуюся маленькую стайку».

Зная жизнь монастырскую не понаслышке, Лютер понимал, что всё, что может девичья стайка – это петь и молиться. К тому же замуж в Германии в пятнадцатом-шестнадцатом веке выходили в пятнадцать-шестнадцать лет. А этим девичьим перестаркам всем за двадцать. Не забудем и слова из письма студента «иначе дело будет худо». Кому? Да всем участникам авантюры. Лютеру в первую голову. Опять вспомним Есенина «Но люди все грешные души,//У многих глаза, что клыки…»152 По городу уже поползли слухи, что мнимый праведник Лютер устроил гарем из монашек, с коими и предаётся греху.

Положение призывало к действиям без долгих раздумий. Но хорошо, что цейтнот лучше, чем цугцванг. Долго ли, коротко, но для восьмерых беглянок нашлись мужья, а вот девятую, ту самую Катарину, что писала из монастырских застенков, невзлюбил Гименей. То жених от неё убежит, то она – от жениха. Временно Кэти была пристроена прислугой в дом приятеля Лютера – художника Лукаса Кранаха153. Кстати говоря, бургомистра Виттенберга ни много ни мало. Ему-то в частной беседе Катарина и призналась, что если уж выходить замуж, то только за доктора Мартинуса. Логика в этом есть: не умеешь пристроить – женись сам. Узнав об этом, Лютер лукаво усмехнулся и поехал потешить этой байкой пожилых родителей.

ОТЕЦ.

Да, на момент рождения Мартина его отец был крестьянином. Едва первенцу (а это и был Мартин) исполнился год, семья переехала в город Мансфельд, где глава семейства пошёл в рудокопы. Припомним, панический крик Мартина во время грозы: «Святая Анна!..». Именно эта святая, покровительница шахтёров и мать св. Девы Марии, была весьма почитаема в доме Лютеров.

Работая рудокопом, Ганс Лютер проявил недюжинное трудолюбие, настойчивость, целеустремлённость и добился успеха… но не быстро. Мы помним, что Мартин начинал обучение в Айзенахе, находясь по сути на подножном корму. Что напоёт, то и съест. Однако к моменту окончания сыном латинской школы старший Лютер был уже совладельцем одной из шахт. В доме появились деньги, часть которых отец решил вложить в образование Мартина, было оплачено его обучение в Эрфургском университете, и сын рудокопа стал магистром. Теперь его путь Ганс Лютер видел как никогда ясно: старший сын должен стать доктором права, потом – бургомистром, а далее удостоиться дворянского титула.

Вам ничего не припомнилось, Серкидон? Мне ненароком припомнилась старуха из пушкинской сказки о золотой рыбке… Но стать «столбовой дворянкой» помешал Мартину Его Величество Случай, по планам отца ударила Её Высочество Молния…

Когда Ганс Лютер получил от сынка письмо о будущем его монашестве, в доме раздался гром, сверкнула молния, и проклятия полетели в адрес неблагодарного и непослушного отпрыска. Оно и понятно. Мать мечтала его обнять, сёстры хотели примерить его коричневый магистерский берет, отец подыскивал невесту, достойную доктора Мартина Лютера, будущего бургомистра, а этот поганец убегает от забот в монастырь… А кто поможет родителям в старости?.. А внуки?.. Старший Лютер почувствовал себя у разбитого корыта…

Так что сначала зело досадил наш герой-иноходец отцу, а уже потом разругался с папой. С папой – навсегда, а вот отец скрепя сердце Мартина простил. Отчасти потому, что двоих сыновей, что помладше, прибрала чума, а совсем без потомков на этой земле быть негоже. Дочки что, они крылышками бяк-бяк-бяк, и нет их.

О Катарине Мартин обмолвился, скорее всего, в вечерней беседе и, думается, между делом: мол, представляете, есть такая, которая и не против. К его удивлению отец воспринял возможность женитьбы сына со всей серьёзностью: напомнил Мартину о печальной участи двух его младших братьев, вразумил, что теперь только он, Мартин Лютер, может и должен продолжить род.

На обратном пути Мартину было о чём подумать. Начиная с мая 1521 года, после того, как император Карл V154 наложил императорский запрет на доктрину Лютера, а его самого объявил еретиком, на долгие сроки Мартин жизнь свою не планировал. Он и сделал много, потому что ничего не откладывал. Император Карл мог в любой момент заявиться с карающим мечом: «А подать-ка ко мне Мартина Лютера!» Тогда в хорошем раскладе – голова с плеч, тут же на рыночной площади, а в плохом – отправили бы к папе. Ну а если так, если предполагать, что к концу года тебя сожгут на костре, так почему бы и не жениться?!

В Виттенберг Лютер вернулся с готовым решением. Мартина ждало письмо от Спалатина, куратора его вартбургского «заточения», Георг интересовался мнением Лютера о длительных помолвках.