Почти типологическим (до поры до времени) должно оказаться и то, что в этой ситуации связано с ней.
Она устала.
Устала быть любовницей неуравновешенного мужчины.
Устала быть матерью увлекающегося мужчины-подростка.
Устала от собственной трезвости.
Он, который третий, готов взвалить на себя её Судьбу. Эта роль не просто ему по плечу, она и составляет его
В зависимости от фантазии, можно придумать эти
Всё началось с матери, скажем, не просто смертельная болезнь, но которая сопровождается безумием. Близким достаётся от неё, по полной программе.
Мать ещё жива, но внезапно погибает младшая сестра, с которой Она была очень близка.
Может быть, самоубийство. Неразделённая любовь.
Можно придумать что-то и пострашнее.
Например, изнасилование, садистское, жестокое. И самоубийство, после изнасилования.
Вслед мучительная смерть матери.
Отец впал в маразм.
Одно испытание за другим.
Одна смерть за другой.
Чтобы у нашей героини возникло ощущение, что сам Рок против неё.
Чтобы от её разумности и реалистичности не осталось и следа.
Чтобы у неё защемило сердце, остановилось дыхание, как у Христа в Гефсиманском саду, когда вдруг ясно увидел он, своё будущее распятие и свои будущие муки[476]
.Череда несчастий, когда невозможно глотнуть воздуха, будто мир вокруг обрушился, будто сама Судьба ополчилась против тебя.
Череда несчастий, которая привела к депрессии женщины.
Депрессия женщины оказалась очень глубокой. Почти на грани самоубийства.
Причём острие депрессии пришлось не на мужа, а на дочь, трёхлетнего несмышлёныша.
Здесь могут быть поступки, шокирующие сердобольных мамаш-зрительниц.
Истерика, почти до желания убить собственную дочь.
И при этом, соблюдение правил хорошего тона во взаимоотношениях с мужем.
Психиатры, которых приглашает муж, строят свои догадки, но, как обычно, оказываются беспомощными.
Случай, конкретный случай, говорят они, оказался уникальным, не похожим на те, которые описаны в литературе. Как будто не каждый случай уникален, как будто можно избежать разрыва между обобщённым и уникальным, тем, что в литературе, и тем, что в жизни.
Тут и началась эра «Титаника», который завладел вниманием всего мира.
Мир забросил все дела, мир сошёл с ума.
Люди разделились на тех, кто готовится к отплытию, и тех, кто готовится провожать тех, кто готовится к отплытию. Остальные живут этим ожиданием, подобно жителям Древнего Рима, которые в преддверии боя гладиаторов могут забыть даже о том, что надо похоронить покойника[477]
.Как наверно позже пожалеет психиатр о своих словах или, наоборот, наедине с собой, будет гордиться своим даром предвосхищения.
Так она оказалась на «Титанике», замурованная в кокон своего страдания, закрывшаяся в броне своей неприступности, своей покинутости, своего одиночества, не снимающая своего траурного наряда. Ну а то, что этот траурный наряд изыскан и элегантен, так у аристократов иначе просто не бывает. Во всех случаях стиль должен быть безупречен.
И иронизировать здесь не над чем.
Ну а что же Он, Третий или Первый.
О нём мы как-то забыли. Как он жил все эти годы?
Романтики, на то и романтики, что живут не в реальном изменяющемся времени, а в заоблачных высях, где всё, всегда, нетленно.
Добавим и уязвлённое самолюбие, которое изнутри сжигало его.
Этим он и жил.
Прошлой любовью.
Прошлой страстью.
И просто ожиданием.
Ожиданием, которое, как правило, не сбывается.
Он всё о ней зал. И о замужестве, и о дочери, и о череде несчастий, которые на неё свалились.
Он узнаёт и про «Титаника». Про то, что Она поплывёт на нём, замурованная в своё горе.
И сразу решает, что должен быть на корабле. Должен быть рядом с ней. Чего бы это ему не стоило.
Он вкладывает весь свой капитал в эту поездку, как последнюю в жизни.
Будто это не «Титаник», не океанский лайнер, а лодка Харона, везущая мёртвых в Аид[478]
.Только бы рядом с ней, а там трава не расти.
Сказал бы ему кто-нибудь, что «Титаник» разобьется, что он погибнет, только обрадовался бы.
Отчаяние и безумие вместе.
Так Он и Она, вместе оказались на «Титанике», который должен был плыть навстречу своей гибели.