Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга третья

Медея Каллас трагична, значит виновата без вины, трагична, значит не могла поступить иначе, даже если кому-то её поступки покажутся безумными, трагична, следовательно, смело идёт навстречу своей судьбе, не нуждаясь в нашем сочувствии и сострадании.

Если трагедия одно из самых сутевых проявлений западной культуры, – один на один с Роком, – то «Медея» Пазолини-Каллас одно из самых адекватных её художественных воплощений.

…Медея у Триера

Упрощу свою задачу, просто приведя несколько выдержек из Интернетовской публикации неизвестной мне Екатерины Завершнёвой[218], которые показались мне убедительными.

«У Ларса фон Триера всегда было особое отношение к проблемам эмансипации, конфликта патриархальных и матриархальных ценностей, самоопределения женщины в обществе и женской психологии в целом.

В любом фильме фон Триера мы, как правило, наблюдаем исключительный женский характер, сила и мощь которого чаще всего парадоксальным образом заключена в исконной душевной слабости и податливости самой героини. Не удивительно, что сказание о Медее вызвало интерес фон Триера. Стародавняя история о матери, поставившей свою гордыню и желание мести выше собственных детей, довольно ярко иллюстрирует порочную неоднозначность женской натуры именно в том свете, в каком привык видеть её датчанин. Образ Медеи становится кипящим котлом, в который брошены жестокосердие, ревность и зависть напополам с принципиальностью, решительностью и силой воли.

Безумна ли Медея? Вряд ли. Но в отличие от Триера, снявшего свою картину в сотнях оттенков тусклого, Медея не признаёт полутонов. Для неё есть или чёрное, или белое. Ненависть её абсолютна и холодна. Это не преступление в состоянии аффекта, это – единственный выход сознания, которое не признаёт компромиссов. Медея не зря наделена колдовскими способностями – это отдаляет её от простых смертных, с их возможностями смирения и прощения. У Медеи нет ни того, ни другого, по силе своих страстей она, скорее, античное божество, а потому может и миловать и, что в её случае более верно, казнить. То, что она совершает – это даже не месть. Она забирает обратно то, что так щедро подарила человеку, не оценившему ни этот дар, ни её саму.

Тягучая мрачна атмосфера и гипнотический эффект, которые создаёт тусклая, колеблющаяся картинка если не идеальным, то, во всяком случае, художественно оправданным способом визуализации всего нагромождения человеческих страданий, о которых идёт речь…

Медею сможет понять не только жена, мать и даже не только преданная мужем женщина, этот фильм обязательно нужно смотреть и мужчинам, чтобы почувствовать, на что способна любовь, когда она превращается в ненависть и месть. И мужчины всегда должны быть наказаны за своё предательство. Отчаяние может вывести месть на уровень страшных грехов и настоящего безумия!».

…Медея в каждой женщине?

Ответ на этот вопрос зависит от того, верим ли мы в то, что во всех «биологических женщинах» есть нечто общее.

И если «Медею» заменить словом «дьявол», который в нас запрятан, порой неведом нам сами, и проявляется в нужный момент, в нужное время, то не относится ли это в равной степени и к мужчинам?

Мужчина и женщина: …разрушая собственную концепцию

На протяжении всей книги пытался доказать, что «мужчина» и «женщина» не наследие природы, а миф, созданный культурой, что между «мужчиной» и «женщиной» всегда существовал «мост взаимопереходов», а за последнее время этот «мост» стал настолько интенсивным, что в некоторых странах решили даже не фиксировать при рождении пол ребёнка. А сейчас, когда книга близка к завершению, хочу развернуться на 180 градусов. Не для того, чтобы опровергнуть собственную концепцию, чтобы в очередной раз убедиться, в такой теме как «мужчина» и «женщина» ничего не стоит доказывать с пеной у рта, не заметишь, что давно занимаешься мифотворчеством.

Примеры, которые приведу далее, ничего не доказывают, не следует искать в них обобщений, национальных, региональных, прочих.

Как уже говорил чуть выше, ограничусь тем, что сделаю самые первые, самые робкие шаги в новом направлении, чтобы улыбнуться самому себе.

И остановиться…

…история, рассказанная моим грузинским коллегой

Эту историю рассказал мой грузинский коллега и друг Тенгиз Халваши[219].

В Грузии жил такой историк, Ингорква Павел (Павле) Иесеевич[220]. Это был цельный человек, из породы тех людей, которые не стремятся ладить со своим временем. В любых обстоятельствах они верны своим принципам. Верны самим себе.

Он был противником присоединения Грузии к Советской России, в знак протеста даже носил несколько месяцев траурный костюм. Взгляды Ингорквы на историю Грузии отличались от общепринятых. А он настаивал на своём, хотя не мог не понимать, чем это ему грозило.