Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

И чтобы далее не утяжелять текст философскими доводами, приведу поэтический довод Т. Адорно:

«Да, мир труден для восприятия, но давайте оставим человеку зыбкие надежды на спасение, что ещё сохраняются в воспоминаниях о детстве, в поэзии, в музыке, в "метафизике в миг её крушения"».

Молчание Хайдеггера по поводу его нацистского прошлого, говорило и о том, что он старался избежать этой трагической антиномии, по крайней мере, когда речь шла о его собственной жизни. Это особенно отчётливо проявилось в его встрече с Паулем Целаном.

Пауль Целан, еврей по происхождению, случайно уцелел в нацистском лагере, в котором погибли его родители. С 1948 года он жил в Париже, стал одним из лучших европейских поэтов послевоенного времени. Начиная со школы, он соприкоснулся с проявлениями антисемитизма и писал своей тёте в Палестину «что касается антисемитизма в нашей школе, то я мог бы написать тебе об этом книгу объёмом в 300 страниц».

В Париже он увлёкся философией Хайдеггера. Как оказалось, Хайдеггер в свою очередь интересовался поэзией Делана.

В 1967 году во Фрайбурге предстояло выступление Делана и организаторы выступления послали приглашение Хайдеггеру. Тот ответил устроителям:

«Я уже давно хочу познакомиться с Паулем Целаном. Он дальше всех продвинулся вперёд, но, как правило, предпочитает держаться в задних рядах. Я знаю о нем всё, знаю и о тяжелом кризисе, из которого он сам себя вытащил, насколько это вообще по силам человеку… Было бы хорошо показать Паулю Целану и Шварцвальд».

…что означает «знаю всё» и почему надо показать Целану Шварцвальд?…

Послушать Делана пришло более тысячи человек, никогда прежде он не выступал перед такой большой аудиторией. В первом ряду сидел Хайдеггер.

После выступления, когда поэта окружила толпа слушателей, кто-то предложил сфотографироваться на память. Делан вдруг резко заявил, что фотографироваться с Хайдегером не желает. Хайдеггер сохранил невозмутимость: «он не хочет – что ж, оставим это».

В завершение вечера все снова собрались вместе, чтобы выпить по бокалу вина, Хайдеггер предложил Целану на следующее утро поехать побродить по Шварцвальду, тот согласился. Когда же Хайдеггер ушёл, настроение Целана резко изменилось, он стал приводить всевозможные возражения против предложения поехать в Шварцвальд и, в конце концов, прямо заявил, что ему трудно находиться рядом с человеком, о чьём сомнительном прошлом он не может забыть.

Непоследовательность поступков Целана объяснялась его внутренним смятением: работы и сама личность фрайбургского философа производили на него большое впечатление, но с другой стороны он не мог забыть судьбу своих родителей и нацистское прошлое Хайдеггера.

На следующий день Целан всё-таки поехал в Шварцвальд, хотя можно представить себе каких внутренних усилий это от него потребовало. Много часов они провели вдвоём в «хижине» Хайдеггера, после чего Целан оставил такую запись в книге для посетителей:

«Пишу в книгу для гостей хижины, не отводя взгляда от колодезной звезды, с надеждой в сердце на грядущее слово».

О чём много часов говорили в «хижине» Хайдеггер и Целан, осталась ли горечь в душе Целана после этой беседы? Нам это неизвестно, но один из друзей Целана рассказывал, что несколько часов спустя он встретил в гостинице поэта и философа, оба были в приподнятом настроении. Казалось, что Целан сбросил с души огромную тяжесть. На следующий день он уехал из Фрайбурга в хорошем настроении и несколько дней оставался в таком же состоянии духа. Он даже написал стихотворение «Тодтнауберг»[792]:

Арника, василёк, где в книге,

глоток из колодца под в сей день, строка

кубом со звёздами, о надежде

в той в сердце

хижине, на мыслителя

где в книге той – грядущее (вот

чьи имена там вписаны уже грядущее)

перед моим? – слово

Стихотворение заканчивается так

«…Лес,

пустошь, тряскаЯтрышник[793] с ятрышником, порознь,
позже, в пути, проступает
резкость,
везущий нас, тот человек —
он слушает тоже,
кое-как
проложены гати
в болоте,
влажно, топь».

Обратим внимание, что в стихах есть и «надежда в хижине», и «слово, исходящее из сердца мыслителя», и «в пути проступает резкость», и «в болоте, влажно, топь».

Хайдеггер и Целан встречались ещё несколько раз, обменивались письмами. Когда они встретились в последний раз, Целан в большой аудитории читал свои стихи. Хайдеггер слушал сосредоточенно, мог потом дословно цитировать целые строки, но во время дискуссии Целан, при всех, обвинил его в невнимательности. Оба расстались в подавленном состоянии.

Летом 1970 года Хайдеггер собирался показать Целану гельдерлиновские[794] места на Верхнем Дунае. Не получилось, весной этого же года Пауль Целан покончил с собой.

Когда Хайдеггер и Целан прощались в последний раз, Хайдеггер «глубоко взволнованный», сказал окружающим: «Целан болен – неизлечимо».