Мужчина, женщина, ребенок

— Так что же ты сделала?

Шейла изложила ей конец истории.

— Шейла, ты сумасшедшая. Стопроцентно сумасшедшая.

— Наоборот, я стопроцентно нормальная. Я должна думать о девочках.

— Но в твоем собственном доме, Шейла. К чему это может привести?

— Мы заключили соглашение. Мальчик будет у нас только месяц, после чего вернется домой. Там есть кому о нем позаботиться. Лучше тридцать дней страданий, чем неопределенность на всю оставшуюся жизнь.

— Но как ты можешь это выдержать, черт возьми?

— Не знаю. Иногда не могу. Временами, когда мы вечером сидим, притворяясь, будто слушаем Баха, притворяясь, будто читаем, притворяясь, будто ничего не изменилось, меня охватывает такая ярость, что готова его убить…

— Так может, так и надо сделать? — сардонически перебила ее Марго.

— И все же временами я чувствую, что нуждаюсь в нем больше, чем прежде. Правда, странно? Даже после того, что он сделал, он единственный человек, который способен меня утешить.

Марго покачала головой.

— Я это не понимаю, Шейла.

— Я тоже. Но любовь и ненависть, видимо, не могут взаимно уничтожить друг друга. Они могут сосуществовать и довести человека до умопомрачения.

Марго снова покачала головой и вздохнула.

— И ты действительно уверена, что через месяц все это благополучно кончится?

— Да, мы так условились, — сказала Шейла. Но в глубине души она боялась, что Марго может оказаться права. Она уже ни в чем больше не была уверена.

— А что думают девочки?

— Мы им ничего не сказали. Они считают его симпатичным.

— Он правда симпатичный?

— Не знаю.

— Разве ты на него никогда не смотришь?

— Честно говоря, стараюсь смотреть как можно меньше. А когда мне случается на него взглянуть, я сразу задаю себе вопрос: «Какая она была?» Как, по-твоему, я не рехнулась?

— Нет, милая. — Перегнувшись через стол, Марго погладила Шейлу по руке. — Ты самая умная женщина из всех, кого я знаю. Если бы Хэл когда-нибудь поступил так со мной, я бы моментально ушла из дому, завела роман или отправилась за покупками. Или и то и другое. У меня никогда не хватило бы сил реагировать на это так, как ты. Тут есть конечно, элемент риска, но зная тебя, я уверена, что твое великодушие заставит Роберта сгореть со стыда, и все образуется. Я могу чем-нибудь тебе помочь?

— Как?

— Как хочешь. Ты помогла мне преодолеть не одну критическую ситуацию. Может, приехать к вам…?

— Нет, хватит и того, что мне самой надо туда возвращаться.

— Обязательно надо? Может, останешься на несколько дней у нас?

Шейла покачала головой.

— Марго, ты моя лучшая подруга. Но я должна во всем разобраться сама.

— Господи, как я тебе завидую.

Такого заключения Шейла ожидала меньше всего.

— Почему?

— Я хотела бы любить кого-нибудь так, как ты любишь Роберта.

— Спасибо, Марго. Спасибо тебе за то, что ты все понимаешь.

12

Светило теплое мягкое солнце. Легкие волны лизали берег бухты Кейп-Код. Мальчик в бейсбольной кепке Роберта на голове и с книжкой в руках одиноко сидел на пляже.

— Привет, Жан-Клод.

Он поднял глаза. Перед ним стояла Паула Беквит.

— Привет.

— Ты что читаешь? — спросила она, разглядывая его книжку.

— Histoire Generale. Всеобщую историю.

— Ух ты! Ты, наверное, очень умный.

— Да нет, — улыбнулся он, — не хочешь посидеть.

— Хочу. — Паула плюхнулась на песок, устроилась поудобнее и спросила: — Что нового в истории?

— Я сейчас читаю про Верцингеториг.

— А это что?

— Это первый французский герой. Он возглавил восстание Юлия Цезаря.

— Про Юлия Цезаря я, кажется, слышала.

— Он плохо кончил. Юлий Цезарь приказал его задушить.

— Ой! — Паула вцепилась в его шею в знак сочувствия доблестному покойнику. — Неужели во Франции вам разрешают читать такие жуткие вещи?

Мальчик пожал плечами.

— А картинки в твоей книжки есть?

— Да.

— Там нарисовано, как его душили?

— Нет, к сожалению, нет.

Паула на мгновение задумалась.

— С осени мы начнем проходить гигиену.

— А это что такое?

— Ты знаешь, что такое «сексуальное воспитание»?

— Кажется, знаю. — Жан-Клод был не совсем уверен, но не хотел в этом признаться.

— У вас во Франции проходят этот предмет?

— Наверное, проходят.

— Ну, например, ты знаешь, откуда берутся маленькие дети? — спросила Паула, наслаждаясь взрослым диалогом.

— М-м-м… да.

— Кто тебе про это рассказывал — мама или папа?

— Мама. Она была врачом.

— Да, я знаю. А почему твой папа тебе ничего не рассказывал?

Паула невольно вступила в область самых тайных тревог Жан-Клода.

— Моего отца при этом не было, — сказал он, надеясь, что она переменит тему.

— Значит, он тогда уже умер?

— Что?

— Мой папа говорил, что твой папа умер.

— А… — сказал Жан-Клод, не понимая, почему версия Роберта противоречит рассказу его матери. — Да… — голос его замер.

Паула между тем приготовилась к дальнейшим расспросам.

— Какой твой любимый цвет? — спросила она.

— Цвет моря, — ответил Жан-Клод.

— Но ведь это не один какой-нибудь цвет. Море иногда зеленое, а иногда синее.

— Вот это мне и нравится.

— Здорово, — отозвалась Паула. — Ты на самом деле необыкновенный человек, Жан-Клод.

— Спасибо. Ты тоже.

— Правда? Ты правда так думаешь? Послушай, ты на каком языке разговаривал по телефону, на французском?