Мужчины и прочие неприятности

Роза отметила галочкой “только как второй соискатель”. Галочки были размером точно с отведенную клеточку и напоминали язык в центре рта, как это бывает на квадратиках заполненных лотерейных билетов. В графе “Имя соискателя” Роза написала – “Роза”, затем указала фамилию, профессию, номер социального обеспечения, адрес. Ответчик. Ответчик? Попробуйте-ка добиться ответа от человека, который вообще не высказывается! Роза развернула полученную от Упи бумагу и перенесла из нее в анкету персональные данные Онни.

“Прошу, чтобы нам был дан развод после положенного времени на обдумывание”. Роза посмотрела на фразу и затем над словами “после положенного времени на обдумывание” в строке выше написала: “Немедленно”. В графе “Дополнительные сведения” она приписала: “С вышеупомянутым человеком не знакома” – и поставила в конце предложения восклицательный знак.

Место, дата, подпись.

Роза понесла конверт в почтовое отделение. По пути туда ее шаги становились все легче и легче, и постепенно она почувствовала какое – то освобождение. На почте Роза лишь мельком взглянула, как обыденно ее конверт скользнул в желтый почтовый ящик и смешался с конвертами и открытками других людей.

ВО СНЕ ВСЕ БЫЛО ПОНЯТНО, и Лаура знала, почему муж пропал. Разговоры закончились, зрительный контакт прервался, отношения между ними как будто сжались. Муж отдалялся от Лауры, от ее жизни, от дома, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не исчез из области ее чувств – тогда-то он и пропал.

Мужа не интересовали потребности Лауры, он не реагировал даже на простые вопросы – жил себе в собственном мире, заключенном в пределах его собственного тела, откуда Лаура выглядела все более далекой, пунктирной, исчезающей.

– Чего ты хочешь на самом деле? – рассердился Онни.

“Любви”, – подумала Лаура, но не сказала.

Они оба исчезали, и, когда перестали духовно соприкасаться друг с другом, их тела тоже стали незаметны, они проходили мимо друг друга, не соприкасаясь, на кухне, в прихожей, переходили в разное время из одного помещения в другое, никак не контактируя друг с другом.

Кольца чертили отрезки дуг, один меньше другого.

Два скворца, выкармливая птенцов, вылетают из гнезда и возвращаются обратно по сотни раз на дню, из гнезда и обратно, из гнезда и обратно, пока один из них вдруг не возвращается вовсе. И выглядит он вполне обычно, поворачиваясь, наверное, в тысячный раз, чтобы выпорхнуть из гнезда в небо, присесть на ветку дерева, на оглоблю телеги.

Затем что-то происходит, и он уже никогда больше не прилетает назад. Может быть, он заблудился, врезался в окно или же умер от усталости – с него довольно. Он исчез. Это очевидно, что скворцов год от года становится все меньше.

С ночи после похорон двоюродной бабки, с того первого озарения и до прозрения вел долгий путь. Годы наложили свой искаженный отпечаток на лицо и историю Лауры.

Это большой вопрос, и, когда ты ребенок, он кажется грандиозным, важнее, чем сама действительность. Стану ли я для них чем-то иным, чем просто сиюминутным решением, стану ли я плотью и духом? Найдется ли в их жизни место для меня, будет ли у них время принять меня и жить со мной, смотреть мне в глаза и смеяться, раздвинуть шторы их жизненного равновесия, чтобы дать мне увидеть свет? Достанет ли у них сил войти в мир грязных пеленок и обыденной любви?

Ребенка не было. Ни в подсознании матери, ни в подсознании отца, ни на стенке матки, ни в коробке с упаковкой для беременных, ни в ванной, ни на пути в школу.

Нет ребенка – нет детских сложных вопросов.

К счастью, были веки – маленькие шторы кукольного домика, которые можно открывать или закрывать. Было невыносимо держать глаза постоянно открытыми. То ли образы были искаженными, то ли не хватало окон. Лаура сидела после мытья окон на пропахшей уксусом кухне и пила зеленый чай.

Теперь, когда окно было чистым, пейзаж, казалось, проникал сквозь него внутрь комнаты. Серое облако меланхолии пропало. Все выглядело четко и ясно.

Я жила в сером доме с человеком-невидимкой. Вместо любви нас окружало хорошее транспортное сообщение и то, что оно означает физически: шум, мелкие частицы пыли.