Когда Инге исполнилось восемнадцать, ей пришлось совсем уйти из дома. Началось все с того, что у Этель Леонардовны появился новый ученик – Володя Панков, студент Вениамина Максимилиановича, которому необходимо было подтянуть немецкий для сдачи кандидатского минимума. Молодой человек был необыкновенно красив – изысканной утонченной красотой, свойственной персонажам Средневековья, изучению которого и он посвятил свою жизнь. Высокий, тонкокостный, с удлиненным лицом и необычайно выразительными руками, он словно сошел со старинной гравюры. Именно гравюры, потому что цвета в нем не было совсем: бледная кожа, темно-русые волнистые волосы с прядями ранней седины, широко расставленные большие серые глаза с длинными ресницами. Особенно красив был его рот с прихотливо очерченной верхней губой, напоминающей лук Амура. Красоте нисколько не мешал небольшой дефект: правый глаз слегка косил в сторону виска, и это придавало особую томность взору. И даже то, что из-за врожденной патологии сустава он слегка прихрамывал и вынужден был ходить с тростью, только добавляло очарования. Сам Володя никакого очарования в себе не подозревал, наоборот, был чрезвычайно застенчив и закомплексован.
Увидев Володю впервые, Этель почувствовала, что ее сердце внезапно ушло в пятки, а потом снова взлетело вверх. Она влюбилась! Мгновенно и неотвратимо. Ей было сорок три, Володе – двадцать семь. Показательно, что сама Этель не сразу осознала происходящее. Она чаще обычного смотрелась в зеркала, волновалась, ожидая прихода Володи, растягивала занятия дольше оплаченных двух часов, угощала его чаем и, сидя напротив, с трудом отводила взгляд от его прекрасных губ или не менее прекрасных длинных пальцев с аккуратными овальными ногтями. Ей стали сниться чувственные сны, а на прикроватной тумбочке вместо последнего номера «Нового мира» теперь лежала «Анна Каренина» или «Мадам Бовари» – красноречивый выбор ее подсознания. Надо сказать, что в свои сорок три Этель была все еще хороша: нежная кожа почти без морщинок, стройная фигура, мелодичный голос. Характерный для нее строгий взгляд с появлением Володи изменился и стал рассеянным и мечтательным. Володя же благодаря своей мучительной застенчивости еще ни разу не имел дела с женщиной. Этель его очаровала: через пару уроков он стал чувствовать себя свободно, разговорился и порой засиживался в доме Нортов до глубокого вечера. К Этель Леонардовне он испытывал чувства вполне средневековые: целовал руку, дарил розы и называл своей Прекрасной Дамой.
Инга редко появлялась дома, но своим обостренным женским чутьем сразу унюхала любовную атмосферу. Она относилась к Володе с насмешливой снисходительностью и называла Вольдемаром, отчего Этель Леонардовна начинала сердиться: ей так нравилось повторять это мягкое и протяжное «Володя»! Володя, конечно же, заметил Ингу. В ее присутствии он смущался и замолкал. Один раз он нечаянно подглядел, как Инга, одетая в обтягивающий спортивный купальник, отрабатывала упражнения на растяжку. Это произвело на молодого человека такое сильное впечатление, что с тех пор он заливался краской при ее появлении, а Инга не могла удержаться от искушения его подразнить. По отношению к матери Инга испытывала жалость и в то же время легкое злорадство: она давно поняла, насколько Этель Леонардовна наивна во всех вопросах, связанных с сексом, и подозревала, что мать ни разу в жизни не испытала того чувственного потрясения, ради которого, собственно, и затевается все это действо.
Инга знала, что ей самой стоит только пальчиком поманить, чтобы Вольдемар пал к ее ногам, и даже попыталась это проверить, воспользовавшись тем обстоятельством, что мать задержалась в издательстве. Результат ее потряс, но не в том смысле, которого она ожидала: молодой человек так загорелся от одного поцелуя, что тут же и кончил, после чего позорно бежал, прикрыв полой куртки предательское пятно на брюках. Урок немецкого был отложен, и Инга подозревала, что надолго. Так что чай они пили вдвоем с матерью, и Инга то и дело хихикала, вспоминая пикантный инцидент. Наконец, она не выдержала:
– А где же твой Вольдемар?
– Он позвонил – сказал, что приболел. И сколько раз я просила не называть молодого человека этим дурацким именем!
– Да ничего оно не дурацкое. Очень ему подходит. Такой красавчик! И что ты теряешься, не понимаю.
– Что ты имеешь в виду? – голос Этель невольно дрогнул, и она поспешно отошла к раковине, собрав уже пустые чашки.
– Ну, закрутила бы с ним, что ли. Чего зря вздыхать-то. Правда, толку от него мало, от Вольдемара. Скорострел! Пальчиком тронь, он и готов.
– Я просто не понимаю, о чем ты говоришь.
Инга хрустела сушкой и улыбалась: ей нравилось вгонять мать в краску.
– Обычно требуется хотя бы минут пять, а когда всего секунд тридцать – это уж ни в какие ворота…
– Ты что… Ты и Володя… У тебя с ним что-то было?!
– Да Господи! Один поцелуй. Так, для смеху. А он…
– Как тебе не стыдно!
– Ты что, ревнуешь?
– Да как ты смеешь! Он мне в сыновья годится!