Мужская жизнь

— Я не только ради денег сюда хожу, — возразил Алик. — Ты вот сказал про деградацию. Как посмотреть. Моя жена Катька в последние годы шибко располнела. Совсем округлилась... И дело не в том, что я стал от этого хуже к ней относиться или что-то такое. Нет, она мне навеки Богом дана. Она просто очень масло сливочное любит. Со свежим батоном готова его по целой пачке съедать. Кофе себе сделает большую кружку, со сливками, с пенкой, французский батон, свежий, с хрустящей корочкой, и масло тоже свежее. Я однажды, Валя, без упрека. но с намёком как-то сказал ей. Слышь, Кать, ты б не порола так много масла. А она посмотрела на меня, тоже вроде без упрека, но с чувством собственного достоинства и сказала: «Ты, конечно, не догадываешься, но я, может, ради этого завтрака и живу. Чтоб утром проснуться с радостью.» Вот, Валя, и понимай как хочешь. Деградация это или нет. Вот и я, может быть, ради этого и живу. — Алик обвёл рукой кладбищенское пространство. — В этом философия заключена. Как почитаешь имена, посчитаешь, кто сколько пожил на белом свете, а главное: зачем? — так и задумаешься. — Он погладил свою бороду, встряхнул головой. — Старею я. Вот и не могу без выпивки, без пустых разговоров с друзьями, без этой тишины. Я уже ничего не боюсь, я выбрал дорогу вниз.

— Ты что! — встрепенулся я. — Тебе же до пенсии пахать ещё лет пять! А ты вниз?

— Вниз. Но не по крутому склону, — усмехнулся Алик. — Под уклон, достаточно ровный, без крутизны. — Он был размягчённо-хмельным, добродушным, и, наверное, ему было комфортно и даже как-то радостно в этом состоянии опьянения и расслабленности, за приятельским разговором, в котором философски объяснял свободу выбора для каждого человека.

Мы некоторое время шли молча. Мне становилось обидно за наших русских мужиков. Почему они так рано стареют, так рано опускают руки?

— У человека на подъёме должна быть цель в жизни. Главное — цель! Чтобы он держался за неё. Когда цели мельчают, уходят, человек уже не горит. Он становится скептиком, как я. Скажи, Валентин, у тебя есть большая цель в жизни?

— Нет, Алик, — честно ответил я. — Большой цели нет. Есть обязанности. Я должен поднять детей, что-то им оставить.

— Это текущие заботы. А мечта у тебя есть? — копал Алик глубже. — Мечта и цель — вещи разные. Вот у меня нет ни мечты, ни цели. Человек без этого — просто живет. Я просто живу, ради маленьких забот.

Не знаю, почему так случилось, но что-то толкнуло меня пооткровенничать с Аликом. Может быть, момент был такой философско-кладбищенский, может, просто в последние годы я думал об этом. Возможно, мне самому не терпелось иметь какую-то мечту — мечту большую, не денежную.

— Я девушку в школе любил. И даже сейчас, до сегодняшнего дня, у меня мечта жива — побыть с ней.

— Извини, что грубо, — уточнил Алик, — переспать, что ли?

— Даже шире как-то, — не отрицая уточнения Алика, ответил я. — Полюбить её по-настоящему, пострадать из-за неё. Понимаешь?

— Что тебе мешает? — спросил Алик.

— Одним словом не ответишь. Я боюсь её искать. Мне уже немало лет. И ей тоже. Она была замужем, есть дети. Сейчас овдовела, — уклончиво отвечал я. — На кой чёрт я ей нужен?

— Неуверенность — это действительно признак почитания и любви. Значит, ты у нас ещё жених. Хорошо быть молодым! — негромко рассмеялся Алик.

— Со дня окончания школы прошло почти три десятка лет, — сказал я. — Что может нас теперь объединять с этой девушкой?

— В том и интрига, — снова повеселился Алик.

— Скоро эта интрига, надеюсь, разрешится, — сказал я. — А теперь пойдем, покажу таблетки счастья, которые ты будешь исследовать.

Мы вернулись с кладбища ко входу, где стояла моя машина. Уходя, я обернулся на кресты и пирамидки, на разномастные памятники, поставленные то ли в память, то ли в назидание живущим. Каждый шаг в своей жизни сверять бы по этой кладбищенской тишине и вечному покою!

В машине я показал пакет с таблетками Алику.

— Тут и никаких экспертиз не требуется! А ну-ка дай нож!

Я дал Алику перочинный нож. Он раздавил лезвием одну из таблеток на корочке книги, которая нашлась в бардачке, послюнявил палец, ткнул в порошок таблетки и положил порошок на язык.

— Так и есть! Это семейство амфетаминовых. Но в этой гадости ещё и сахара много. Бодяжит кто-то. После такой таблетки у человека смещается порог боли. Он чувствует легкость, смелость, прилив сил. Американцы своим солдатам их давали в качестве антидепрессантов. Сам можешь попробовать. Действия таблетки хватает ненадолго. Одна-две таблетки — ерунда в общем-то. А вот инъекции — это не шутки.

— Спасибо, Алик, успокоил, — горько усмехнулся я.

— Ты лицо после бритья кремом мажешь? Так вот, твоя кожа ждёт утреннего крема, ей тяжело без этого. А если кто-то на постоянке на таблеточках и вдруг лишить его их — тогда нужна замена. Самое страшное, какую замену выберет человек, какой будет следующий наркотик, — просвещал меня Алик.

— Сделай, Алик, всё-таки официальную экспертизу и дай мне заключение. На бланке, с печатями. Возьми пару таблеток. — упросил я приятеля.