— Чего так мало? — возмутился я. — На пару бутылок дешёвой водки только...
— Скоро эти фантики вообще отменят, — фыркнула продавщица. — Не хочешь — отходи! Очередь ждёт.
— Ладно, давай. — Я в общем-то без сожаления, а скорее с брезгливостью сунул ваучер в окошко.
Баба-продавщица зорко разглядела ваучер, потом дала мне пачечку мятых, грязненьких купюр. «Мелкими, гадина, дала!» — подумал я.
Я не отошёл далеко от зарешёченного киоска, стал считать деньги. Зачем считал, сам не знаю. Оспорить бабу в окошке, если она даже меня обсчитала, было бы невозможно. Сзади я услышал разговор двух парней, наглых, весёлых, подвыпивших. Оба в кожанках, в спортивных штанах, в кроссовках, говорят с блатным привкусом, но явно не блатные — фраерочки. Покупали они виски и «Амаретто». Говорили о каких-то «тёлках», к которым сейчас «ломанутся»... Я невольно стал наблюдать за ними. И тут сбоку к ним подчалил мужик. Бомж не бомж, вернее всего, доходяга алкоголик в грязной тельняшке. Стал канючить:
— Ребята, выручите, немного не хватает...
— Зачем тебе? Ботинки новые купить? — подкалывали парни.
— Не-ет. На бутылку красного.
Один из парней вдруг сказал:
— У меня сегодня день рождения. Я куплю тебе бутылку красного, только при условии: ты её сразу, без останову, выпьешь из горла. Сможешь?
— Запросто! Я моряк! Всё пропьём, а флот не опозорим! — раздухарился мужик.
— Если не сможешь, отдаёшь мне свою тельняшку, — позубоскалил парень. — Всё, по рукам?
— Да чего тут! Не первый раз.
Пил доходяга прямо у киоска. Бутылку вина. Я навсегда запомнил название той гадости «Золотые купола». Начал он лихо, опрокинул бутылку, задрав голову. Перед этим улыбнулся, осклабился:
— Ну, с днём рожденьица! Давай, поехали!
И он осилил, выпил. Отстоял честь флота. Дотерпел.
— Ну, молоток, мужик! Спас тельняшку. Всю бутылку одолел, — посмеивались парни.
Мужик тоже улыбался. Но уже не так, как перед питьём. Он улыбался как-то дико, словно не понимал, где он, что с ним и, наверное, не слышал, что ему говорили молодые зубоскалы. Парни ещё подшучивали, нахваливали героя-моряка, а мужик бледнел. В какой-то момент он разом, будто подрубленный, упал. Ни один из парней не дал ему руку, не помог, они резко свалили. Я подошёл к мужику, наклонился и тут же понял, что он уже мёртв. Что это было? Глупость? Жадность? Подлость парней? Кто виноват? И за что погиб этот мужик? Ведь ещё не старый. Годов под пятьдесят...
Поняв, что он мёртв, — скорее всего, враз отключилась печень, получив такой удар пойла неизвестного происхождения, — я тоже поспешил уйти от киоска, чтобы не числиться свидетелем.
...Нет, видно, не зря я вспомнил этот эпизод. Жизнь чудна и жестока. Что-то в неизбежный момент в ней сшибается, сносит с катушек, и всё катится под откос. В этом есть какая-то очевидная хрупкость и неустойчивость жизни. Раз — и что-то оборвалось навсегда.
Я не выдержал — снова позвонил Шарову. Не может его совещание продолжаться два часа. Да и рабочий день кончился.
— А я тебе собирался звонить! — радостно откликнулся Шаров.
«Вот мент! Ведь знал, что жду его звонка, а не звонил почему-то, чего-то выжидал, испытывал... зачем-то оттягивал».
— На каком основании... — начал было я, но Шаров перебил меня:
— Спокойно выслушай, а потом будешь задавать вопросы. — Шаров прервался, скорее всего, закурил сигарету. — Твоему сыну нужна сильная встряска. Болевой психологический шок! Что-то вроде удара током, ожога утюгом или строгий отцовский ремень... Его задержали, я подчёркиваю — задержали! — по подозрению в угоне автомобиля... Ну, той развалюхи-«жигулёнка»... Все его дружки не знают, за что его задержали, поэтому прижмут хвосты, постараются отгородиться от него. Ведь за таблеточки светит ого-го! Так что ты, Валентин, не суетись. Твой парень должен побыть в изоляции. Пусть немного посидит в подвале. Это очень полезно... Главное в этой истории — оградить его от дружков. Понимаешь, раз — и навсегда. Раз — и навсегда! Это же не герыч. Это герыч — для индивидуалов, а таблеточки — это компания. Нет компании — нет интереса к этому дерьму... Мать Толика предупреди: мол, сынок сильно обкакался, надо хорошенько помыть ему задницу. Про наркоту больше ни слова... И вообще тебе сына надо нагрузить чем-то другим. Возьми его к себе в бизнес. Поменяй институт ему. Или... Или жени! Это выход, кстати.
— Ему только двадцать лет.
— Это и хорошо. Ранний брак для мужчины — это спасение. Появляется ответственность, включаются мозги. А то за юбку мамки держатся до сорока лет, а потом...
— По-моему, невесты у него нет, — с сомнением усмехнулся я.
— Подбери! — цинично и расчётливо сказал Шаров. — У нас в городе, по статистике, на одного мужика приходится по две бабы. А ночку Толик пусть проведёт на нарах. Это отрезвляет. Попроще надо и пожёстче. Пусть он почувствует прелесть — пожить хотя бы ночь в шкуре преступника...