Мужской день

«Тот, кто перепишет это письмо десять раз, тому будет счастье, он станет красивый, богатый и сильный, он будет жить в Америке и есть акулье мясо, а также грип-фрукт. А кто это письмо выбросит или сожжет, у того будет страшная болезнь, туберкулез, гнойная скарлатина или паралич сердца. Не выбрасывайте это письмо, а перепишите его десять раз, отдайте вашим друзьям или бросьте кому-нибудь в почтовые ящики. Одна девочка переписала его тридцать раз и выиграла в лотерею пять тысяч рублей. А один мальчик выбросил его, заболел и умер. Прощайте. Ваш друг».

Я показал это письмо Колупаеву, и он стал изучать его вдоль и поперек.

Он сел на бордюр, достал лупу и начал разглядывать письмо на просвет, вверх ногами и просто так.

– Почерк женский! – важно сообщил он мне.

– А как ты почерк определяешь: женский или мужской? – заинтересовался я.

– А у них все буквы круглые, у баб, – сказал он мне со смехом. – Такие ровные-ровные.

– А возраст? – заинтересованно спросил я.

– Возраст? – задумался Колупаев. – Ну как тебе сказать, возможно, особа лет десяти или примерно так двенадцати с половиной.

– Ты еще скажи, что особа лет примерно сорока или восемнадцати с четвертью, – возмутился я.

– Дурак ты, Лева! – сказал Колупаев, по-прежнему внимательно разглядывая письмо. – Меня другое беспокоит – оно здесь случайно лежит или для нас?

– Конечно, для нас! – воскликнул я. – Это же ежу понятно!

– Ну... если для нас, – сказал Колупаев, – тогда мы поступим с ним вот так.

После чего он взял свою лупу, поймал солнечный луч, и поджег письмо. Письмо сначала задымилось, а потом и вовсе стало красиво полыхать. Как это у Колупаева получилось без всяких спичек – я просто ума не приложу.

– Колупаев! – заорал я с некоторым опозданием. – Ты зачем это сделал? Ты что? Чокнулся, что ли?

* * *

В этом месте вы можете подумать, что я испугался заболеть туберкулезом или гнойной скарлатиной. Да ничего я не испугался. Просто мне было жаль вещественного доказательства!

Как же мы теперь будем сличать почерка? Как искать преступника по цвету чернил? Я чуть не плакал от досады.

Но Колупаев только усмехался и глядел орлиным взором вокруг.

* * *

История не замедлила продолжиться. Стоило нам часиков в пять вечера вновь выйти к тому же месту, как под ногами у нас уже белел новый листок.

Колупаев достал фонарик (который мы ему подарили на день рождения) и направил на записку. Мы почти хором прочли текст новой записки.

«Эй, вы! Уроды!

Вам же было сказано, что это не просто письмо! Это ПОЧТА МИРА! (В этом месте Колупаев едко усмехнулся.) Его нельзя жечь! Его нельзя рвать! Это вам просто так не сойдет, с ваших вонючих рук! Учтите, что мы объявляем вам войну! (В этом месте Колупаев проницательно улыбнулся.) Теперь вы точно заболеете или умрете! Против вас сплотятся все честные и мужественные сердца! Мысли всех прогрессивных людей, которые переписали это письмо один миллион сто двадцать тысяч триста сорок три раза, обратятся против вас, против ваших грязных мыслей. Даем вам последний шанс! Завтра рано утром вы снова найдете под вашими грязными ногами письмо счастья. Если перепишите его, – мы вас простим. Не перепишете – пеняйте на себя! Не ваш друг».

На следующее утро мы вновь встретились на том же месте.

Никакого письма не было.

– Странно! – сказал Колупаев. – Очень странно. Ну-ка давай пройдемся вокруг дома. Сделаем-ка один кружок.

Мы прошлись мимо дома по Трехгорному валу и снова вернулись во двор. Но письма не было.

– Может, пропало куда-то? – нервно спросил Колупаев. – Давай чуть-чуть поищем. Вдруг оно где-то рядом.

Мы немножко поползали по траве, вытряхнули урны, посдвигали все камни и даже немножко покопали землю там, где она была довольно рыхлая.

Из приоткрытых форточек стали доноситься позывные «Доброго утра».