Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

В Главе 8, «Впоследствии», мы обратимся к литературе и искусству, которые создавались в России и за ее пределами после 1991 года. В этой главе прослежен отклик на крах СССР как на событие, открывшее путь новым отношениям с прошлым. Традиционный еврейский отклик на катастрофу состоит в том, чтобы видеть настоящее через призму прошлого, а не будущего. Нечто подобное этой еврейской призме возникает в десятках произведений, созданных в первое десятилетие XXI века. В начале постсоветского века взгляд назад превратился для русской интеллигенции в навязчивую идею.

Глава 5 Йедер зейгер а йорцайт: прошлое как память в послевоенной литературе

В 1930 году, выступая с речью в Варшаве, Бергельсон использовал образ уходящего поезда, чтобы восславить советскую литературу на идише и заклеймить ту, которая создается в других местах. При этом сам он в своих художественных текстах в основном описывает евреев, опоздавших на поезд, который должен был унести их в будущее. В пьесе 1946 года «Принц Рувени» Бергельсон в очередной раз поднимает вопрос об обновлении, требуя его с новой настойчивостью:

В духе такого вот времени обновления —
Времени Колумба… что же произошло?
Я в изумлении спрашиваю у этого великого времени:
Неужели ты одаришь всех
И обделишь только мой еврейский народ?..
Неужели одни мы

останемся виноватыми?

Ин гайст фун от дер цайт фун ойфлебунг —
Колумбус цайт… из вое из ден гешен?
Их штойн ун фрег бай от дер цайт дер гройсер:
Ци ден ойх ду вест алемен башенкен
Ун нор майн идиш фолк алейн фартейлн?..
Ци эфшер велн мир

блойз шулдик блайбн?

[Bergelson 1946: 103]

XV век – эпоха странствий и великих открытий – для испанских и португальских евреев обернулся изгнанием: возможно ли, что послевоенное возрождение XX века так же оставит за бортом еврейский народ? Евреи раз за разом исключались из истории прогресса, оставались «виноватыми» в ошибках прошлого, которых не искупить будущим, обещанным христианством, современностью и послевоенным коммунизмом¹.

Бремя войны и ее последствий – основная тема послевоенной советской еврейской литературы на русском и идише. Сосредоточенность евреев на прошлом контрастирует с пафосом революционной культуры, в которой евреи, как известно, сыграли немаловажную роль. Революционная культура не «признаёт памяти», делая упор на молодость, новизну, обновление личности и мира [Белая 1999]. Начиная с 1930-х годов возникла конкурирующая тенденция, в которой акцент делался на величие российского прошлого – прошлого, которое неизбежным образом привело к нынешнему якобы идеальному состоянию. Мы используем для этого определение «взгляд назад на светлое будущее»[198]^[199]. Историк архитектуры В. 3. Паперный называет эти противоположные подходы к истории и памяти «культурой один» (попыткой разрушить прошлое) и «культурой два» (стремлением увековечить прошлое в определенной форме советской телеологической истории). Впрочем, взлет «культуры два» в военные годы не заместил собой революционное устремление к новым началам. Паперный цитирует обещание Хрущева, данное в конце 1950-х: «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» [Паперный 2006: 53]. Первые признаки нового послевоенного разрыва с прошлым – имевшие важные последствия для идиша – проявились даже раньше. Когда в феврале 1949 года советские бюрократы устроили собрание, чтобы уничтожить все книгоиздание на идише, одним из обоснований их решения стало то, что еврейская литература не смогла добиться должной современности.