Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики

Ситуация решительно изменилась около 1400 года. Число сохранившихся музыкальных кодексов вдруг стремительно возрастает. Это происходит настолько внезапно, что можно говорить о некоем музыкальном буме. Это касается не только объемистых, несколько запоздавших манускриптов, содержавших репертуар музыки Треченто (например, Кодекс Рейна)[44] или французской музыки (например, возникший в Италии Кодекс Шантийи)[45], но и записывания современной музыки. Широко известная группа рукописей, возникших между 1410 и 1440/1450 годами (прежде всего это кодексы, ныне находящиеся в Болонье, Оксфорде, Модене, Риме, Падуе и Тренто)[46], представляет собой первый по-настоящему большой рывок в развитии письменной музыкальной традиции, ибо здесь впервые собран репертуар, в прямом смысле современный. Значимость этого обстоятельства нельзя недооценивать. Новое ощущение музыки как чего-то совершающегося здесь и сейчас выразилось также в стремлении увековечить современную музыку, записать и сохранить ее. Результат такого процесса может показаться парадоксальным: именно актуализация сделала музыку способной к развертыванию своей собственной истории – истории в подлинном значении этого слова.

Новый, внезапно пробудившийся интерес к собиранию музыки недавнего прошлого, а затем и совсем современной (сначала Чикониа, потом Дюфаи, Данстейбл и Беншуа) локализуется вполне определенным образом. Почти все релевантные в этом смысле рукописи, включая сделанные задним числом записи более ранних произведений, были созданы в Северной Италии, часто в Падуе. Иными словами, прямой зависимости между этими рукописями и местом рождения или деятельности композиторов не существовало (за исключением разве что Чиконии). Немногие, хоть и примечательные исключения характеризуются совсем иной направленностью интереса; таков флорентийский Кодекс Скварчалупи, систематизированный по именам композиторов, но притом содержащий лишь музыку ушедшей эпохи (он во всех отношениях уникален). В других случаях такие рукописи все же каким-то образом связаны с Северной Италией – например, хранившийся в Страсбурге и погибший в 1871 году манускрипт с Верхнего Рейна; хранящееся ныне в Мюнхене собрание Германа Пётцлингера (умер в 1469 году), ректора монастырской школы Святого Эммерама (Регенсбург), а также некоторые польские фрагменты[47]. Очевидно, та духовная атмосфера, которая в XIV веке определяла деятельность Падуанского университета, способствовала возникновению подобных рукописей. Действительно, там, в отличие от Парижа, никогда не иссякал интерес к эмпирически воспринимаемой реальности, что подкреплялось новым прочтением Аристотеля. В конце XIV века такой интерес значительно усилился, о чем свидетельствуют такие начинания Падуанского университета, как анатомирование трупов, но также и целый ряд сочинений, посвященных новому восприятию природы, например, созданный около 1400 года большой манускрипт под названием «Erbario carrarese»[48], посвященный не выстраиванию схем, а наблюдению над природой. Этот новый, характерный для XIV века интерес к природе, познаваемой в ее внешних проявлениях, повлиял в том числе на восприятие музыки. Это обнаруживается не только в своеобразии композиций Чиконии, но и в стремлении запечатлеть такую музыку в особых рукописях.

По-видимому, «изобретение» музыкальной рукописи как нового средства фиксации, специфичного для музыки, было тесно связано с указанными обстоятельствами мировоззренческого плана. В рукописи музыкальная композиция претерпевала своеобразную материализацию, и это нашло отражение в уцелевших указателях, которыми современники снабжали такие рукописи. В некоторых из них музыкальные произведения упорядочены по первым стихам текстов, однако уже в 1430-х годах намечаются новые методы: добавляются собственно музыкальные характеристики (в том числе указание имени композитора), в качестве инципита начинает использоваться не начало стихотворного текста, а первая музыкальная фраза соответствующей композиции. Со всей последовательностью это впервые осуществлено в кодексе, от которого уцелели фрагменты, ныне хранящиеся в Модене (рис. 15). По-видимому, кодекс этот был создан в 1440-х годах в Ферраре, но, возможно, он каким-то образом был связан и с папским двором Евгения IV. Указатель, сохранившийся не полностью, приводит начало текста, имя композитора и начальную музыкальную фразу верхнего голоса. Таким образом, процесс материализации, опредмечивания музыкального произведения (включая его приурочение к тому или иному жанру, на чем мы еще остановимся далее) всего полвека спустя после возникновения нового типа музыкальной рукописи пришел к логическому завершению – и вылился в форму до такой степени ясную, что в течение ближайших пятисот лет она практически уже не менялась.