Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики

Таким образом, интертекстуальность стала чем-то вроде соединительной субстанции, благодаря которой индивидуальное достижение композитора приобретало целостность и определенность. История композиции в XV–XVI веках не в последнюю очередь определялась развитием и варьированием этого ведущего принципа, в духе плюралистического понимания музыки. Дошло до того, что отсылки к уже существующим произведениям перестали ограничиваться основной мелодией в теноре – сделалось возможным включать в новые композиции целые части прежних многоголосных произведений. Эта новая модель мессы, основывающаяся на светской песне, цитируемой либо как мелодия, либо целиком, утвердилась уже в поколении, предшествовавшем Окегему, так что вскоре этот тип композиции породил бесчисленное множество вариаций. Здесь опять-таки заявляла о себе varietas как структурный принцип, способствовавший зарождению творческой индивидуальности, – в качестве параллели можно указать на выработку разнообразных типов изображения в живописи. Если в первой половине XV века значительная часть месс или парных частей месс («Gloria» и «Credo», «Sanctus» и «Agnus») создавалась по особо значимым поводам, то заметное во второй половине того же столетия возрастание числа подобных произведений заставляет предположить, что мессы-композиции теперь воспринимались как изящные музыкальные произведения. Они создавались без специального повода и призваны были обеспечить связный ход ритуала, тем самым гарантируя себе непрерывное «присутствие». Таким образом, музыкальное произведение, взаимосвязанное с литургией, сделалось видом повседневного ритуального опыта – в том же смысле, как изображения в алтаре. Почти все известные композиторы сочиняли в том числе и мессы, и поскольку принцип интертекстуальности позволял им создавать все новые и новые вариации, композиторы наконец стали претендовать на то, что являются носителями неповторимой творческой индивидуальности. Около 1500 года (в истории рассматриваемого жанра это был, несомненно, самый насыщенный момент) такое притязание со всей откровенностью выразилось в письменной культуре. Относящиеся к этому времени драгоценные рукописи большого формата, служившие репрезентации и подносившиеся в качестве подарков папам и князьям, практически без исключений были рукописями месс; точно так же и Петруччи начал свои печатные издания именно с месс. Итак, существенным признаком рассматриваемой формы интертекстуальности является та историческая динамика, которую она привела в действие. История музыкальных обработок мессы не статична, она динамична во вполне современном понимании, так как являет собой последовательность событий, соотнесенных одно с другим как причина и следствие и призванных воплотить максимально возможное разнообразие.

Интертекстуальность как форма мышления могла принимать разный облик, но так или иначе она была ориентирована на создание традиции, на нормирование, а значит, на динамическое развертывание истории; это относится, например, к грандиозным свершениям Жоскена и Обрехта. В этом смысле не является исключением даже самый эксцентричный композитор XV века, влиятельный французский придворный музыкант Йоханнес Окегем. Парадоксальность, какой отмечено его творчество, в известном смысле является знаком особо продуманного обхождения с указанными предпосылками. Подход Окегема к явлению интертекстуальности заставлял усомниться в существовании норм как таковых – с тем результатом, что во всякой композиции (и в частности, во всякой мессе) заявлял о себе не связанный никакими условиями индивидуализм. Отказываясь от всего, что поддерживало схему композиции (имитация, членение на отрезки, интерпретация текста и т. д.), он реализует здесь необузданный, самодовлеющий контрапункт, похоже, не испытывающий нужды ни в каких контрольных инстанциях. Поэтому в творчестве Окегема интертекстуальность как форма мышления привела к возникновению чуть ли не самой радикальной индивидуализации из всех, какие имели место в эпоху Ренессанса; его творения выглядят более радикальными, чем самые амбициозные произведения Вилларта или Джезуальдо. Редкая безусловность и непосредственность композиций Окегема создает эффект абсолютного «присутствия» в настоящем.