– Первый модус можно записать как паттерн – Longa, brevis;
– второй модус – Brevis, longa;
– третий и четвертый модусы включали одну «сверхмерную» длинную ноту (longa ultra mensuram), длящуюся три «времени»:
– третий модус – Longa ultra mensuram, brevis, longa;
– четвертый модус – brevis, longa, longa ultra mensuram;
– пятый и шестой модусы представляли собой движение только длинными или только короткими нотами.
Самая идея записывать паттерны может показаться нам странной. Но, во-первых, так действительно было легко читать простые ритмические фигуры. Во-вторых, любая устная музыкальная культура основана на паттернах, из которых слагались даже очень большие произведения.
Да и самая модальная нотация как теория выглядит красиво. Судите сами: модусы музыкальные похожи на поэтические размеры. Первый модус схож с хореем, второй – с ямбом, третий модус – с дактилем, а четвертый – с анапестом. Стихотворные размеры и музыкальные модусы преподавались в университетах того времени в курсе музыки, одного из семи свободных искусств.
Троичность была основой системы: recta mensura, составляющая основу модусов, была равна трем бревисам. Шесть модусов – это две тройки. Самая эта теория выглядит как произведение искусства!
В этом и была ее основная слабость. Схема, призванная описать практику, оказалась жестче и систематичнее, чем сама практика. Композиторы школы Нотр-Дам, увы, не столь систематичны, и уже в первых органумах и клаузулах есть элементы, которые отклоняются от модальной системы. Музыка развивается, и она – не просто набор паттернов, как описали Иоанн де Гарландия и его коллеги.
У модальной нотации было и еще одно важное ограничение – она предназначена для разделов sine littera. Но как же быть с разделами, содержащими текст? Над этой проблемой сломано много копий, и состоялось множество дискуссий между современными музыковедами. Одна из них была, пожалуй, самой драматической в истории.
31 августа 1910 года покончил с собой талантливый музыковед-медиевист Пьер Обри
(1874–1910), поставив свою точку в противостоянии с Жаном (Иоганном) Батистом Беком (1881–1943). Эта история – одна из самых удивительных в историческом музыковедении. Никогда еще научные дискуссии в этой дисциплине не приводили к суду, смерти и изгнанию. Пьер Обри, выпускник престижной Школы Хартий, считался звездой французского музыковедения. Он занимался прежде всего XIII веком и был первым, кто, например, опубликовал факсимиле «Романа о Фовеле» или мотеты из Бамбергского кодекса.Вслед за полифонией он обратился к монодии – произведениям трубадуров и труверов, – и выступил с критикой подхода знаменитого немецкого профессора Хуго Римана. В преддверии Первой мировой войны Обри чувствовал, что защищает сокровища французской культуры от посягательств немцев и «продуктов немецкой системы обучения», и, когда на его ошибки указал «молодой доктор из Страсбурга» (как он назвал его позже) Жан (Иоганн) Бек, первым сформулировавший модальную теорию письменно и изложивший ее при личной встрече в Париже, Обри закусил удила. Страсбург был тогда немецким, и Бек представлялся иностранцем. Обри не упомянул о его вкладе в своих последующих работах, затем в своей книге, представившей модальные расшифровки произведений труверов и трубадуров (Trouvères et troubadours, 1909. В русском переводе Иванова-Борецкого – «Трубадуры и труверы») написал, что они с Беком одновременно пришли к этой теории.
Научная общественность негодовала. Чтобы восстановить свою репутацию от обвинения в плагиате, Обри обратился в суд: «Нельзя же ссылаться на личный разговор в научных работах!» К его удивлению, суд посчитал факт плагиата доказанным. Через год после судебного решения, 31 августа 1910 года, Пьер Обри покончил с собой во время фехтовальной тренировки.