Музыканты в зеркале медицины

К сожалению, этим мечтам не суждено было сбыться. Вскоре вновь пошли проливные дожди, и вызванная этим сырость в сочетании с каменными полами бывших монашеских келий отнюдь не способствовала улучшению состояния здоровья Шопена. Ко всему прочему, свежеоштукатуренная печь при попытке обогреть помещение распространяла отвратительную вонь, раздражавшую дыхательные пути и заставлявшую Шопена еще сильнее кашлять. Вдобавок возникли трудности со снабжением продуктами. Местные крестьяне быстро сообразили, что существование новых обитателей уединенного монастыря находится в их руках, и, кроме того, стало известно, что эти люди не посещают церковь. В связи с этим крестьяне решили воспользоваться трудным положением приезжих и сбывать им все необходимое для жизни по астрономическим ценам. Будучи убежденными христианами, местные жители не могли усмотреть в подобных действиях ничего греховного.

Все эти осложнения и следующие друг за другом невзгоды быстро ухудшили состояние здоровья Шопена. Высокая температура, кашель и кровохаркание ослабили его настолько, что он почти не мог выйти из своей кельи: «Не могу спать, кашляю и уже давно обложен пластырями (вытяжными пластырями — прим. автора)», — писал он Фонтане 14 декабря 1838 года. Все же он сумел поправиться настолько, что мог играть на имевшемся там фортепиано и стал даже подумывать о сочинении. Об этом кажущемся улучшении он сообщил Фонтане в письме от 28 декабря: «Я не могу послать тебе прелюдии. Они еще не готовы. Здоровье мое улучшилось». Непросто представить себе, в сколь неблагоприятных условиях, несмотря на сильно подорванное здоровье, он начал работу над прелюдиями. Жорж Санд оставила яркую картину тех дней: «Он мужественно переносил боль, но с беспокойством, овладевшим его духом, он не мог справиться. Ему казалось, что монастырь полон ужасов и привидений… Когда я возвращалась по вечерам после прогулки с детьми по развалинам монастыря, он сидел за инструментом бледный, с опустошенными глазами, волосы буквально дыбом. Ему требовалось некоторое время, чтобы понять, кто перед ним… Так он создал самые прекрасные из тех маленьких пьес, которые скромно назвал прелюдиями. Это шедевры… Среди прелюдий есть одна, сочиненная им в мрачную дождливую ночь, эта вещь потрясает душу ужасом. В этот день он чувствовал себя немного лучше, и мы с Морисом рискнули оставить его, чтобы купить в Пальме некоторые необходимые нам вещи. Шел страшный ливень, ручьи вышли из берегов… Кучер бросил нас на произвол судьбы, и в конце концов мы с неимоверными трудностями, босиком, поздно ночью добрались до Вальдемосы… Когда он увидел нас, подскочил с громким криком, потом с искаженным лицом и каким-то чужим голосом он сказал: «Ах, я был уверен, что вы погибли…». Потом он признался, что, ожидая нас, видел что-то вроде сна. Перестав различать сон и явь, он успокаивал себя игрой на фортепиано и тем усыпил себя. Ему показалось, что он тоже умер. Ему снилось, что ой утонул и лежит на дне озера, и на его грудь в равномерном ритме падают тяжелые ледяные капли воды». Специалисты считают, что речь может идти об одной из трех прелюдий: № 6 си-минор, № 8 фа-диез-минор и № 15 ре-бемоль-мажор, причем наиболее вероятной представляется последняя. В Вальдемосе он работал не только над прелюдиями, но и над второй балладой, третьим скерцо и над двумя полонезами: фа-диез-минор и ля-бемоль-мажор. Жорж Санд вскоре стало ясно, что замысел, связанный со столь желанной жизнью в Вальдемосе, «для всех ее участников во многих отношениях потерпел фиаско», и она полностью отдавала себе отчет в фатальных последствиях такой жизни для физического и психического состояния Шопена: «Наше пребывание в монастыре Вальдемоса стало для Шопена и для меня сплошным мучением… В мире не существует более благородного, деликатного, самоотверженного, верного и преданного друга, чем он… но при этом, к сожалению, нет другого человека, который был бы столь же неуравновешен, капризен и столь же исполнен невероятных фантазий… Во всем этом он не виноват, ибо это последствие его болезни. Казалось, что с его души живьем содрали кожу». Во всех этих сложных ситуациях Жорж Санд была образцом преданности, ее любовь и забота о Шопене во время его болезни заслуживают самой высокой оценки. В Вальдемосе впервые сбылось ее большое желание стать его защитницей и второй матерью.