Музыканты в зеркале медицины

Среди всех перечисленных выше врачей, к которым следует добавить еще некоего доктора Френкеля, наиболее серьезным врачом был несомненно доктор Пьер Шарль Александр Луи, крупный специалист по туберкулезу легких. Когда Шопен рассказал ему, каким образом доктор Молен облегчал его страдания, доктор Луи сказал, что это достигалось не за счет эффективности собственно медицинских мероприятий, а, в основном, потому, что Молен не применял кровопусканий, которые в то время рекомендовала господствующая медицинская школа. Однако когда даже такой авторитет, как доктор Луи, не смог ему помочь, Шопен вновь традиционно обратился к гомеопатам. Но постепенно он начал утрачивать доверие и к представителям этого направления. Вот как описывал Шопен неуверенность доктора Френкеля: «Он снова отменил свой tisane (настой лечебных трав — прим. автора) и назначил другое лекарство, и я снова не хочу его принимать, а когда спрашиваю его о гигиене, он отвечает, что правильный образ жизни для меня не обязателен. Короче говоря, место ему в сумасшедшем доме. Шутки в сторону, возможно, он столь хороший медицинский консультант, как и Корефф, но ему недостает suite (последовательности — прим. автора) мышления Кореффа. Эти строки свидетельствуют о том, что к числу «не менее, чем 50 врачей, пекшихся о слабом здоровье Шопена на протяжении его короткой жизни», принадлежал также серапионов брат и магнетизер Давид Фердинанд Корефф. В рассказе Шопена о лечивших его гомеопатах далее говорится: «Уже неделя, как моего еврея Френкеля здесь нет. Да и зачем — он уже даже перестал бросать бумажки в мочу, а лишь рассказывал мне о том, как спас какого-то англичанина от холеры при помощи лекарства, которое реакционное французское правительство не позволило ему ввезти во Францию». Когда же Френкель окончательно вышел из игры, Шопен объяснил это тем, что тот «наконец смирился с тем, что на свете есть вещи, выходящие за пределы его знаний. Сам по себе я выкарабкаюсь скорее».

Среди гомеопатов, лечивших Шопена, было немало немецких врачей, в частности доктор Груби и уже упоминавшийся выше доктор Рот, которым не раз приходилось выслушивать не всегда приятные шутки своих пациентов. Так, доктор Рот попал на язык самому Генриху Гейне. Однажды Гейне должен был ехать из Лиона в Париж, и один из знакомых Рота, скрипач Эрнст, попросил «лионского насмешника» захватить батон лионской салями в подарок доктору. В дороге Гейне и его попутчики с аппетитом слопали прекрасную колбасу, оставив от нее лишь крохотный прозрачный ломтик, который Гейне торжественно вручил доктору Роту со словами: «Своими исследованиями Вы доказали, что наибольшее действие оказывают миллионные доли.

Прошу Вас принять миллионную долю батона лионской салями, которую меня просил передать Вам господин Эрнст. Если гомеопатия не противоречит истине, то эта доля должна оказать такое же действие, как и целый батон!».

О динамике состояния тяжело больного Шопена в зимние месяцы 1848/1849 года мы узнаем из многочисленных записей в дневнике Эжена Делакруа и из письма певицы Полины Виардо к Жорж Санд, в котором говорится: «Вы спрашиваете меня о самочувствии Шопена: его здоровье медленно ухудшается. Бывают дни, когда ему лучше и он выезжает на прогулку в экипаже, они сменяются днями, когда его мучают удушающие приступы кашля и он харкает кровью. По вечерам он больше не выходит из дому. Тем не менее он еще в состоянии давать пару уроков, а в хорошие дни бывает даже весел. Вот так обстоят дела, хотя я его не видела довольно давно». На дагерротипе того времени мы видим усталое и подавленное выражение лица, глубоко запавшие глаза, бессильные руки и осанку, видим, что из-за потери веса одежда уже не подходит ему по размеру и свисает на нем — все это свидетельствует об ужасном состоянии здоровья Шопена. На этой фотографии бросается в глаза вертикальная складка на лбу, характерная для депрессивных людей.