Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Перед салон-вагоном нас уже ждал седоусый министр-двора с двойной фамилией, вытянувшийся в струнку и в парадном мундире. Руку в белой перчатке он держал у края золотой каски, похожей на пожарную. На каске сверху был навинчен посеребрённый двуглавый орёл, похожий на ощипанного голубя. Я напрочь забыл имя-отчество министра-охранителя царского двора, но Аликс пришла мне на помощь: – Доброе утро, Илларион Иванович. – Рядом с ним в почтительном поклоне застыли вездесущий Чемодуров и женщина преклонных лет в тяжёлом платье и с явно немецким орлиным носом. – Мария Фёдоровна Герингер, – представила мне её Аликс. Когда мы поднимались по пологой лесенке в салон, я быстро шепнул Аликс на ухо. – Кто эта Герингер? Горничная? – Что ты! Горничная у меня помоложе. Она камер-фрау, хранительница царских драгоценностей. – Значит, есть что охранять, – подумал я. Салон был заставлен довольно тяжёлой мебелью и был больше похож на дворцовые апартаменты, чем на железнодорожный вагон. Стены кабинета Его Величества были отделаны кожей темно-оливкового цвета, а потолок – досками красного полированного дерева. Пол был покрыт однотонным бархатным ковром оливкового цвета с узором в клетку. По сторонам висели вычурные электрические светильники в стиле модерн. Мы уселись на один из диванов, Воронцов-Дашков примостился рядом. – Ваше Императорское Величество, – начал он, – у нас в пути будут только три остановки: на окружной дороге около Московского вокзала, где к нам присоединятся Государыня вдовствующая императрица и Михаил Александрович; далее в Твери, там нас будут приветствовать депутации соседних губерний, а в Клину нас будет встречать Великий князь Сергей Александрович с супругой. В Москву приедем вечером, и сразу в Петровский замок. – Говорил Воронцов-Дашков, не спеша, растягивая слова, казалось, он получал огромное удовольствие от того, что он лично стоит во главе важнейшего государственного дела, всё знает и всем распоряжается. – С нами едут также члены кабинета, в том числе Сергей Юльевич, Иван Логгинович и Пётр Семёнович. – Ёлки, что это ещё за Пётр Семёнович? Ладно, по ходу разберёмся. – Остальные великие князья, члены Госсовета, а также русские и иностранные гости присоединятся к нам уже в Москве. Торжественный въезд в Москву назначен только на утро четверга. Всеподданнейше прошу принять расписание встреч, приёмов и всей церемонии в целом. – Человек с двойной фамилией встал и, поклонившись, передал мне небольшую коричневую папку. – Хорошо, я посмотрю. – Отдыхайте, государь. – И министр двора почтительным жестом, исполненным в то же время спокойного достоинства, пригласил нас пройти в следующий вагон. Эта была та самая опочивальня. Мы прошли небольшую комнату, занимавшую, однако, всю ширину вагона, где нам почти до полу поклонилась седовласая камер-фрау, затем ванную-уборную и оказались в помещении, рассчитанном, несомненно, на одного человека. – Это твоя спальня, Ники, не узнаешь? – Я с интересом осмотрелся: как и в салоне, стены были отделаны кожей, в середине возвышался широкий и тоже кожаный диван с высокой спинкой, а напротив, чуть наискосок, письменный стол, в углу шкаф и этажерка для бумаг. – Кожа, шагреневая кожа, - вдруг подумалось мне. – Что-то там было, у Бальзака по-моему. Кожа была связана с желаниями… не помню. – У меня точно такая же, – прервала мои мысли Аликс. – Там за нашей общей ванной, только я попросила мою спальню отделать вместо кожи лёгким английским кретоном. Тебе понравится. – Кретоном.. конечно, – пробормотал я. – Значит, мы будем спать раздельно? Как скучно… – Но мы же можем ходить друг к другу в гости, – и Аликс обворожительно улыбнулась.

Загорелая Мария Фёдоровна