Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Поезд тронулся, замелькали уже знакомые мне под-петербургские поля и перелески. Меня охватило странное чувство, почудилось, что с движением поезда и само время ускорилось, и я лечу куда-то вместе с ним. Должно быть, прошло около часа, который показался мне одной минутой, не больше, и поезд остановился на небольшом, закрытом со всех сторон полустанке. Я был один, Аликс, сославшись на мигрень, ушла в свою спальню. Я быстро встал и прошёл опять мимо горбоносой немки в салон. Седовласая фигура опять застыла в низком поклоне, казалось, она так и стояла там полу-согнувшись и в моё отсутствие, как будто в этом и только в этом состоял весь смысл её жизни. В противоположную дверь салона министр-распорядитель уже вводил женщину небольшого роста в тяжёлых юбках. – МамА, – автоматически вымолвил я и, толкаемый неведомой силой, нагнулся и поцеловал её руку. За спиной вдовствующей императрицы, я увидел молодого человека с небольшими усиками, того самого, который скучал на заседании Государственного Совета. Брат Михаил на этот раз был оживлён и даже весел. Он приобнял меня и крепко пожал мою руку. – Ну, Ники, самое лучшее у тебя начинается сегодня, – начал он. Но императрица быстро оборвала его: – Миша, мне надо срочно с Ники переговорить. Оставьте нас на несколько минут. – И все присутствующие гуськом потянулись к выходу из вагона. Видимо, маленькую императрицу, которую, по словам Чемодурова, за глаза звали Минни, принято было слушаться беспрекословно.