Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Брат

Я остался один, но пробыл в таком положении недолго. Дверь, ведущая в великокняжеский вагон приоткрылась, и в салон вошёл, слегка наклонив голову в дверном проёме, высокий, улыбающийся, но слегка смущённый молодой человек, которого я должен был считать своим младшим братом. – МамА сказала, ты хотел со мной поговорить. – Он слегка замешкался, как бы отыскивая для себя место среди всего этого ампирного великолепия. И после секундного раздумья со всего размаха плюхнулся в кресло напротив меня вытянув во всю длину свои долговязые ноги. – Как же он всё-таки молодо выглядит, не просто молодой человек, а почти юноша. – Мы после моего… падения, – сказал я вслух, – друг с другом не разговаривали, а на заседании Госсовета не было времени. – Да, – сказал брат. – мы вообще с тобой очень давно не разговаривали тет-а-тет, а по душам наверное вообще никогда – с детства. – В его голосе не было ни тени обиды, а только спокойствие и некоторая усталость. Я посмотрел на него повнимательнее, мне показалось, что во всём его облике было нечто хрупкое и не устоявшееся, и… как будто ветер гулял над его лицом с едва пробивающимися усиками, высокими залысинами и добрыми голубыми глазами. – Почему в его облике есть какая-то обречённость и покорность – мне, как старшему брату, или своей судьбе? Что же с ним случится после революции, почему же я ничего не помню? – Вот и хорошо, – продолжал я , – давай поговорим, пока есть такая возможность. – Я рад, что мы едем в Москву, и что вообще коронация проходит в Москве, – ни с того, ни с сего начал Флоппи. – Во-первых, это справедливо, потому что именно из Москвы пошло наше необъятное русское государство. Над Британской империей солнце вообще не заходит, а над нашей – так, призакрывает глаза, и опять бодрствует. А во-вторых… Петербурга я не люблю: порочный город, всё в нём искусственно и не натурально. И мокро, и слякотно и душно мне в нём. Знаешь, Ники, если бы не мои обязанности в качестве твоего брата, я бы взял бы и уехал куда-нибудь подальше, в Орёл или в Саратов, мог бы там полком командовать, или чем-нибудь ещё полезным заниматься. – Миша улыбался, и было не понятно, говорит ли он серьёзно или шутит. Но я всё-таки решил спросить его, о чём собирался спросить: – Может быть, ты слышал, что я задумал начать… вернее довершить реформы, начатые ещё нашим дедом 40 лет назад, и дать нашим подданным право голоса, а стране – народное представительство.