Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Я обрадовался, когда нас увели со второго этажа на первый, в заново отремонтированные императорские покои, которые тоже показались мне жилищем азиатского богдыхана. Мы умылись и прилегли отдохнуть, но не прошло и получаса, как праздничная круговерть верноподданнейших приветствий, делегаций, свит, пышных платьев и мундиров, русских и иностранных депутаций вновь закружила нас. Среди всего этого маскарада времени для государственных дел почти не оставалось. Запомнился доклад военного министра Ванновского, представителя старой гвардии «дорогого батюшки». Из его долгой речи я понял лишь одно: хотя русская армия за последние 20 лет не принимала участия ни в одном сражении, за исключением победы над афганскими племенами и их английскими инструкторами под Кушкой в Туркестане, дела в этой армии обстояли в целом не плохо. Ванновский жаловался на неграмотность и дремучесть деревенских призывников, на худобу и истощённость многих из них. По его словам, 40% этих крестьянских парней только в армии пробовали мясо, в первый раз в своей жизни. Об офицерах и унтер-офицерах Ванновский отзывался сдержанно-одобрительно: попивают, конечно, не без того, но службу свою знают, и приходил в необычайное воодушевление, рассказывая о технических новшествах. Особенно он гордился принятой на вооружение два года назад винтовкой конструкции штабс-капитана Мосина и заявил, что дал указания закупить «на пробу» 5 пулемётов Максим, переработанных английской фирмой Виккерс специально под патрон от мосинской винтовки. Степенный и неторопливый, с аккуратной седой бородой и стальными глазами, умно смотревшими на собеседника через стёкла «интеллигентских» очков, генерал Ванновский производил на собеседника впечатление спокойствия и силы. – Пожалуй, его можно оставить пока в министрах, – решил я.

Полицейский Дон Кихот

В эти же дни до коронации, в моём Кремлёвском кабинете, производящем поистине монументальное впечатление своим огромным, тёмного дуба письменным столом и такими же дубовыми панелями на стенах, произошла у меня ещё одна интересная встреча – с недавно назначенным начальником Московского охранного отделения Сергеем Васильевичем Зубатовым, познакомиться с которым мне рекомендовал Секеринский. Когда я спросил о Зубатове у Горемыкина, тот почему-то замялся, и бакенбарды его неуверенно затряслись. – Не простой человек этот Зубатов, Ваше Величество, – осторожно начал престарелый министр. – В молодости он сам был связан с революционэрами. Женился выгодно на владелице московской частной библиотеки, не помню её фамилии, так вот… он из этой библиотеки выдавал этих всяким нигилистам запрещённую литературу. Был арестован, тут-то его бывший начальник московского охранного отделения Бердяев – царство ему небесное, вечный покой, широкой души был человек – и завербовал. – Завербовал? – Именно. Служил Зубатов тайным агентом два года и, кажется, больших успехов добился: многих, многих народовольцев разоблачил. Но те, которых ещё арестовать не успели, Зубатова раскрыли, и пришлось его перевести в Охранное отделение официально. Он там у Бердяева всеми тайными сотрудниками руководил, и немудрено: всю эту провокаторскую работу он знает не понаслышке. – В голосе Горемыкина мне вдруг почудились нотки презрения. – А когда Бердяев на покой собрался уходить, он его, Зубатова на своё место рекомендовал. Ну а Сергей Александрович и утвердил. А сейчас Сергей Васильевич другое дело затеял – тоже, сдаётся мне, очень рискованное – собрался создать меж рабочих то ли трейд унионы, то ли какие-то феррейны. – Это ещё что такое? – А вот он за дверью стоит, он сам вам всё и расскажет. – Ну, хорошо, зовите.