Пошли только она и Лия. Мать сказала, что невежливо идти всем сразу: четыре гостя, а то и пять, если соберётся и Кельвин, – это слишком. Поэтому Кейт, несмотря на её слёзы, оставили дома. Мэгги ей сочувствовала, но втайне порадовалась, потому что у неё с Эми и так всё было сложно, а если соберётся много людей, то проще не станет. Будь её воля, она бы и Лию с собой не брала.
Утром прошёл дождь, но ко второй половине дня небо расчистилось, на улице было свежо и тепло, травинки распрямлялись, лужицы съёживались. Мэгги надела прошлогоднее весеннее платье. Правда, оно поджимало в подмышках – не пора ли отдать его Кейт? К тому же на нём была прореха, но её скрывали складки, и Мэгги надеялась, что никто не заметит.
Она мысленно репетировала приветствие – с каким выражением поздоровается, как улыбнётся: по-взрослому, спокойно и интеллигентно.
На подходе они увидели, что Эми не одна.
У их дома была узкая веранда, когда-то пристроенная Айзеком, и теперь там на длинной деревянной скамье сидела Эми, а рядом чёрный мужчина в рубашке и жилете. Он безмятежно сложил на животе руки. По возрасту, кажется, как Дэвид или, может, Кельвин. А перед ними стояла Элизабет Рид с каким-то листочком.
– Пускай проводят своё собрание, – говорил мужчина. Он потёр глаза, словно разговор его уже утомил. – Всё равно.
– Это
Он вздохнул и устало запрокинул голову.
– Это конвенция по правам
– Я за тебя похлопочу, – сказала Эми.
– Я бы хотела сама за себя хлопотать.
Лия и Мэгги остановились у калитки, и только тогда Эми повернулась, наконец увидела их и поднялась. Она не сразу нашла в себе силы улыбнуться.
– Лия, – сказала она. – Мэгги. Конечно. Я и забыла, который час.
Элизабет рассеянно улыбнулась, а мужчина встал, с любопытством приподнял бровь и спросил:
– Фокс? Из семьи Фокс? Так это вы девочки из Хайдсвилла?
– Именно, мистер Гаррет, – ответила Эми раньше, чем Мэгги успела спросить, откуда он о них знает. – Чудесно видеть вас обеих. Я была очень рада твоей записке, Мэгги. – Она секунду помешкала, потом протянула руку. – Входите. Наша служанка столько всего наготовила – настоящий пир.
И правда. Стол ломился от сэндвичей, фруктов и курятины, над всем стоял густой аромат тушёного мяса.
– Айзек нашёл новое помещение для своей аптеки, – объяснила Эми. – Большое, с витриной, и теперь там вдобавок к лекарствам продаётся всё на свете, а благодаря нескончаемому притоку людей в город… что ж. Проще говоря, нам очень повезло.
Мужчину представили Уиллом Гарретом. Это был муж Элизабет. Мэгги восхищённо посмотрела на Элизабет: надо же, успела выйти замуж со времени их последней встречи, а ведь сама всего на несколько лет старше Мэгги. Брак придавал Элизабет какую-то новую элегантность и взрослость.
– Нам уже пора, – сказала она. Положила ладонь на руку мистера Гаррета. Пока все стояли за столом, её взгляд ненадолго с любопытством задержался на Мэгги. – Уиллу скоро читать лекцию о Войне за независимость.
– Я пишу книгу по истории. – Он кивнул и робко улыбнулся. – О чёрных солдатах Американской революции. Говорят, я уже всем прожужжал об этом уши.
– Я и не знала, что в Американской революции принимали участие чёрные солдаты, – сказала Лия.
– Тогда, надеюсь, вы приобретёте книгу, когда я её закончу. Буду рад вам её подписать.
Элизабет рассмеялась, он завёл ей руку за спину. Оба переглянулись. Мэгги тут же стало одиноко от мысли, что на неё так никто не смотрит. Мистер Гарретт – красавец. И пишет книгу.
Мэгги аккуратно поставила корзинку на стол. Из головы не шла прореха на платье – она всё гадала, заметят её или нет. На кухне стало тихо. Из-за горячей плиты и низкого солнца снаружи было душновато. Фрукты подвянут, если их поскорее не съесть.
Мэгги старалась не вспоминать свой последний визит сюда. Старалась не вспоминать, как мистер Крейн застучал в дверь и ворвался с обвинениями. Теперь всё изменилось.
– Вы застали нас посреди дебатов, – сказала Эми. – Этим летом между организаторами конвенции начался конфликт.
– Конвенция по правам женщин. – К Мэгги наконец вернулся дар речи, а заодно и память о том, чем занималась Эми прошлой осенью.
Та кивнула.
– Именно. Их права в браке, их право на голос… и Элизабет хотелось бы там выступить – и
– Все мы, конечно, сёстры, – вмешалась Элизабет. – Но ни на одном собрании не дают слова чёрным женщинам. Подумать только, это же так опасно! Нам нельзя говорить об аболиционизме, чтобы не отвлечь своими женскими вопросами, и нельзя говорить о женских проблемах, чтобы не отвлечь от расовой повестки.