– Вот видишь. Даже несмотря на это ты всё ещё сидишь на полу моей спальни и чувствуешь себя не так уж и плохо, верно?
– Верно.
Мэттью отстранился и принялся собирать фотографии обратно в коробку, бережно укладывая каждую из них на своё место.
– Не убирай их больше и ничего не прячь от меня. Это часть твоей жизни, которую никак не отнять и не забыть.
Чувственная и понимающая – или, иначе говоря, принимающая – сторона Мэттью делала его именно таким, каким он и был, и за совокупность всех положительных и не очень качеств Доминик и любил его. Прошедшие месяцы ничуть не ослабили это чувство, напротив – казалось, что с каждым днём подросток занимал всё больше места в его сердце.
***
– Между прочим, мне уже шестнадцать, – заявил Мэттью на входе в кинозал, когда дамочка весьма грозной наружности преградила ему путь, надеясь выловить нарушителя возрастного ценза. Осмотрев подростка, она перевела сосредоточенный взгляд на Доминика, стоявшего рядом и усиленно делавшего вид, что он здесь ни при чём.
– Вверяю его вам, – подмигнув Ховарду, она отступила в сторону и пропустила обоих, закрыв за ними дверь.
По всей видимости, она даже и не смела догадываться о том, что они не просто прибыли сюда вместе, но ещё и, едва оказавшись в темноте и за закрытыми дверями, коснулись рук друг друга, ощущая себя эдакими преступниками, и проследовали на последний ряд, убедившись в том, что в зале, помимо них, никого больше нет.
– Что такого в этом фильме? – усевшись на своё место, спросил Мэттью. – Точнее, что такого, что я не видел?
– Как правило, в «между прочим, мне уже шестнадцать» молодые люди не только видят то, что покажут в этом фильме, но и пробуют всё на себе, – Доминик прошептал последние слова ему на ухо и вперился якобы внимательным взглядом в фильм, который, надо заметить, его нисколько не интересовал.
Беллами зашевелился спустя несколько минут, устроил голову на плече Доминика и довольно засопел, как мальчишка, наконец получивший желаемое. На середине фильма, успев увлечься весьма тривиальным сюжетом с вкраплениями постельных сцен – к счастью не гетеросексуальной направленности – пальцы Мэттью поползли чуть дальше руки Ховарда, которую подросток удерживал уверенной хваткой.
– Тебе нравится фильм? – галочки ради поинтересовался Доминик, расслабив плечи.
– Больше всего мне нравится то, что зал пустой.
– Подобные экранизации редко способны заинтересовать широкую публику, – говорить становилось всё сложнее, и тем более – держать себя в руках.
– Мне нравится вспоминать, – губы Мэттью оказались возле уха Ховарда.
Доминик задал вполне закономерный вопрос:
– Например?
– Помнишь, тогда – в кинотеатре? Это был первый раз, когда ты коснулся меня. Там.
– Здесь? – рука оказалась в области паха подростка; тот был одет в лёгкие светлые шорты и простую футболку с дурацким рисунком – то ли логотипом музыкальной группы, то ли со случайной надписью.
– Выше, – руку ласково повели в нужном направлении.
Это было лишь игрой, затеянной не для того, чтобы удовлетворить потребность в близости. Мэттью экспериментировал с собственной смелостью, а Доминик исследовал низы грехопадения и оттачивал азы самокопания, внезапно одолевшего его с вечера пятницы на субботу. Днём ранее он вновь встретился с Томом, и тот был настроен столь решительно, что не преминул напомнить о том, что у Беллами была бы совсем иная жизнь, если бы в неё не влез тоскующий по прошлому учитель английского и литературы.
– Он бы не прятался за закрытыми дверями, кого бы ни выбрал. Девчонку или парня.
– Он бы не выбрал девушку, – настаивал Доминик, не до конца уверенный в собственных словах, – мы обсуждали это много раз.
– Когда убеждаешь себя сам, гораздо легче врать другим. Неужели в шестнадцать ты твёрдо знал, что тебя интересуют исключительно члены?
Доминика позабавил этот вопрос. Он был изрядно пьян и не чувствовал себя смущённым этим разговором; более того: он нуждался в этом точно так же, как в порции виски, смешанного с какой-то сладкой дрянью, и всё это по какой-то ошибке называли коктейлем.
– Я знал, что мне нравятся члены, – выпив с очередным немым тостом, Ховард поставил рюмку на стол, – и он знает, что ему нравятся члены, этого вполне достаточно. Если когда-нибудь он придёт ко мне и скажет, что хочет жениться на чёртовой Мэри Томпсон и завести с ней выводок детишек, я не стану ему перечить.
– Ты знатно перебрал, – Том не позволил Доминику выпить очередной шот, – раз уж говоришь подобное.
– Я говорю это только потому, что уверен в непоколебимости Мэттью любить мужские члены.
Разговор катился в адскую пропасть, но отчего-то хотелось его продолжать. Бессмысленность беседы порождала с каждой минутой всё более абсурдные темы для обсуждения, и в конечном итоге Доминик всё же сознался, что в юности спал с Хейли.
– Она была хороша и до сих пор остаётся таковой, но меня это не интересует.
– Дай-ка угадаю: зато интересует её.