Приготовив на скорую руку лёгкий перекус, Ховард стащил с себя и без того надоевшую за учебный год рубашку и остался в одних брюках, продолжив заниматься делами на кухне. Раньше он редко заходил сюда, предпочитая питаться готовой едой из ресторанчика неподалёку, и все его трапезы проходили, как правило, в гостиной или столовой. В особо тоскливые дни он готовил себе и завтрак, и обед, и ужин, и все трапезы старался разделить с Хейли, которая без проблем являлась и в семь утра, и в обед, и на ужин, если требовалось.
Вспомнив о подруге, Доминик решил разузнать, как обстоят её дела с переездом, который она всё-таки надумала совершить. Столица никогда не манила её своими изящными подводными камнями, но ради немалого наследства ей всё же пришлось променять относительно спокойную жизнь в Лидсе на полную мелких неурядиц в Лондоне. Каждые два дня она ездила туда, чтобы обустроить своё будущее место жительства, посему был шанс увидеть её сегодня или завтра.
– Мой дорогой, – послышалось на другом конце провода. – Я за рулём, поэтому тебе придётся терпеть посторонний шум и, возможно, мою ругань на… куда он вообще едет? Ты это видела?
Доминик улыбнулся трубке и мигом представил рядом с Хейли её тётушку, которую, по воле случая, приходилось возить чуть ли не по всей стране, лишь бы в итоге получить желаемое.
– Я так понимаю, дела идут полным ходом? – спросил он.
– Мы едем в Лидс! – бодро начала она. – Поэтому наша встреча неизбежна, я заеду к тебе вечером.
– Как обстоит продажа дома? Скажи какое-нибудь дурацкое слово, если ты не можешь говорить об этом.
– Пюпитр. Или даже два.
– Понял, понял, – Доминик рассмеялся. – Жду тебя вечером.
– Если твои планы каким-нибудь волшебным образом изменит один маленький негодник, дай мне знать. Я буду в городе два или три дня, посему мы обязательно увидимся.
– Маленький негодник и без того проводит здесь слишком много времени.
– Будь осторожен и до вечера.
– До вечера, Хей.
Закончив с готовкой, Доминик разложил еду по порциям и с двумя тарелками двинул на второй этаж, хорошо представляя, какую именно картину он там увидит. Открыв дверь в спальню, – не с первой попытки, надо сказать, – он, вопреки ожиданиям, застал Мэттью на полу. Он разложил вокруг себя пару десятков фотографий: цветных, чёрно-белых, обрезанных как попало, разных форм и размеров, в рамках и без. Внезапно Доминик вспомнил, что оставил коробку с фотографиями на письменном столе, так и не убрав её на место в нижний ящик комода.
– Я не хотел совать нос не в своё дело, – тихо сказал Мэттью.
Ховард хорошо знал, что тот никогда не посмел бы делать то, что делать не следовало. Но что произошло, то произошло – Мэттью добрался до коробки с фотографиями, которые тщательно отбирались последние лет шесть, и о которой Доминик зачем-то вспомнил вчера перед сном, решив перебрать каждую из карточек.
– Я не должен был оставлять это здесь.
– Он выглядит счастливым на этих фотографиях. Ты делал его счастливым.
– Надеюсь, что так и было, – Доминик оставил тарелки на столе, прошёл вглубь комнаты и устроился рядом с подростком.
– А он? Он делал тебя счастливым? – Мэттью взял один из снимков и провёл по нему пальцем, стряхивая несколько осевших пылинок.
– Всегда. Что бы ни происходило, – честно ответил Ховард, не представляя, как можно приврать в этой ситуации; в этом не было нужды.
– Я бы хотел стать для тебя такой же опорой и… приносить тебе радость.
Ухватив из пальцев Беллами фотографию, Доминик положил её па пол и обнял подростка за плечи, привлекая к себе.
– Детка, ты приносишь её. Ты и есть моя радость.
– Слишком сложно. Всё слишком сложно, чтобы быть правдой, – тот попытался вывернуться из рук Ховарда, но потерпел поражение, так и оставшись в объятьях, которые Доминик даже не думал размыкать.
Очередной переломный момент подкрался незаметно, но весьма кстати, потому как пережить все неприятности разом было всегда проще, нежели неделя за неделей получать их в качестве сюрприза на обед.
– Наша правда предельно проста. Мы вместе, несмотря ни на что.
– Будем ли мы вместе, если кто-то узнает? Будем ли мы вместе, если…
Доминик всегда давал Мэттью выбор. Право решать, что делать со своей жизнью. У самого же Ховарда подобного выбора уже не было: он исчез в тот момент, когда Мэттью впервые обнял его девять месяцев назад и сказал, что ему холодно. На душе и сейчас бы моросило, если бы не тонкие руки, неуверенно обнявшие в ответ; если бы не глаза, полные надежды и желания что-либо изменить.
– Будем.
Беллами тяжело вздохнул и прижался теснее, обвивая шею Доминика руками и утыкаясь носом ему в шею.
– Я достаточно подготовлен к любой из возможных ситуаций.
– Правда?
– Что бы ни случилось, у меня есть план действий. Знай это, но также не забывай о том, что ничего дурного не произойдёт. Только не теперь.
– Потому что всё дурное уже произошло? – Беллами фыркнул и отстранился, глядя бывшему учителю в глаза. На его губах играла едва заметная улыбка, обещая разразиться хорошим настроением в дальнейшем.