– Так значит, Эрик побывал в концлагере.
– Выходит, что так.
Что ж, подумал Чарльз, это многое объясняет – мизантропию Эрика, его постоянную насторожённость, то, что он, даже находясь наедине с тем, кого называл другом, не мог полностью расслабиться. Стало немного обидно, что он, с кем Эрик делит стол и кров, узнаёт такие вещи через вторые руки. Но, в конце концов, каждый имеет право на свои тайны.
– Как ты думаешь, когда Эрику надоест здесь сидеть?
– Тебе уже надоело?
– Ага. Кажется, я предпочитаю общество уединению.
– Ну, скажу по личному опыту, Эрик может изображать рака-отшельника очень долго. Возможно, годами. Однако в данном случае всё упирается в тебя. Эрик ждёт, когда ты выздоровеешь.
– Да я уже почти здоров…
– Ключевое слово – почти.
– Ладно, – уступил Чарльз. – Но почему моего выздоровления обязательно надо дожидаться в отшельничестве?
– Это ты у меня спрашиваешь? Вот вернётся Эрик, у него и спросишь.
– Я спрашивал, – уныло сказал Чарльз. – Но он либо отшучивается, либо отмалчивается. Так что, боюсь, сидеть нам здесь не один месяц. Иногда мне кажется, что он чего-то ждёт, но со мной это никак не связано. Ну, или не связано напрямую с моим здоровьем.
– Тогда чего же он ждёт?
– Не знаю.
Эмма хмыкнула, и они опять замолчали. Потом Фрост принялась водит кончиками пальцев по его груди. Было приятно и немного щекотно.
– Эмма, можно задать тебе личный вопрос?
– Ну?
– Кем ты работаешь?
– О, – она усмехнулась. – Помощницей Эрика.
– Серьёзно? – Чарльз даже чуть извернулся, чтобы посмотреть на неё, хотя в темноте ему было видно лишь размытое пятно её светлых волос.
– Серьёзней не бывает.
– И в чём же заключаются твои обязанности?
– Ну, я нечто среднее между секретарём, менеджером и полномочным представителем. Эрик, как ты заметил, людей не жалует, вот и пользуется мной в качестве посредницы.
– Да уж, я заметил. Хотя бы телефон для общения с внешним миром мог бы завести.
– У каждого свои причуды.
С этим спорить не приходилось. Разговор как-то увял, и вскоре они оба уже спали.
На следующий день Эрик не вернулся, и они снова коротали время вдвоём: поплавали в озере, послушали музыку, поиграли в карты, найденные Эммой, съели приготовленную Чарльзом еду.
Эрик прикатил рано утром на третий день – Чарльза разбудил звук длинного автомобильного гудка. Быстро одевшись, он выскочил на крыльцо, едва не столкнувшись при этом с Эммой.
– Просыпайтесь, засони! – Эрик прямо-таки лучился оптимизмом и жизнерадостностью. – Такое утро, а вы всё ещё дрыхнете. Кто со мной в озеро?
– Судя по твоему настроению, всё прошло благополучно, – заметила Эмма.
– Более чем. Все деньги переведены в другой банк, потерь никаких, и даже пополнение на счёте имеется.
– Это замечательно.
– Когда же ты сегодня выехал? – спросил Чарльз, посмотрев на часы, показывавшие полвосьмого утра.
– Часов в пять. Я люблю вставать рано, а эти клоповники не располагают к длительному отдыху. На много миль окрест – ни одного приличного мотеля!
– Бедняжка, – насмешливо приподняла бровь Эмма. – Так значит, озеро тебе понадобилось немедленно, чтобы смыть клопов?
– Нет, Чарльз, ты это слышал? Это же не женщина, а язва!
Купаться они отправились втроём, и Чарльз, вспомнив ночной разговор, действительно разглядел на руке у Эрика короткую цепочку чёрных цифр. А так же парочку шрамов на теле – малозаметных, хорошо залеченных, если не присматриваться, ничего и не заметишь.
Уехала Эмма сразу после обеда, весело попрощавшись с Эриком и поцеловав на крыльце Чарльза. Её автомобиль уже скрылся за поворотом лесной дороги, а Чарльз всё ещё смотрел ему вслед со странным чувством. Так, наверное, приговорённый к пожизненному изгнанию смотрит на тех счастливчиков, что беспрепятственно едут домой. Эмма стала для него глотком свежего воздуха, но вот она ушла, а он остался здесь, с человеком, которого искренне хочется считать другом, но чем дальше, тем труднее не воспринимать как тюремщика.
Можно, конечно, попытаться совершить самовольный побег – пешком через лес. Если выйти рано утром, то вечером, если повезёт, как раз дойдёшь до ближайшего жилья. Но к таким подвигам Чарльз пока ещё не чувствовал себя готовым.
– Как ты тут? – спросил Эрик, когда Чарльз вернулся в дом.
– Так же, как вчера, позавчера и неделю назад.
– Ты не в духе?
– Мне здесь надоело.
Эрик поднял глаза от посуды, которую только что вымыл и теперь вытирал, и посмотрел на Ксавьера.
– Потерпи ещё немного.
– «Немного» – это сколько? Ты можешь сказать хотя бы что-то конкретное? Раз уж ты так подробно консультировался с врачами относительно моего восстановления, то, должно быть, знаешь и сроки.
– Знаю – что они абсолютно непредсказуемы. Но в любом случае реабилитация занимает несколько месяцев. Чарльз, ты выдыхаешься, проплыв сотню метров и сыграв партию в шахматы. Так что не пытайся уверить меня, будто уже готов к самостоятельной жизни.