Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Этот момент умело проиллюстрирован в этнографическом исследовании гражданских групп в Соединенных Штатах, выполненном Ниной Элиасоф[96]. Среди объектов ее изучения были регулярные мирные пикеты, выступавшие против поставок американского оружия в другие страны, а также одна группа, пытавшаяся предотвратить строительство токсичного мусоросжигательного завода в своем городе. Этих активистов и волонтеров объединяли решимость в борьбе с проявлениями социальной несправедливости, воображаемые представления о лучшем обществе и стремление воплотить эту мечту в реальность. Они организовывали протесты, распространяли петиции, занимались лоббированием и выступали в качестве волонтеров. Однако они сохраняли неуверенность по поводу своего влияния и с подозрением относились к мотивациям других людей. Это привело к тому, что они переформулировали цели, сделав акцент на «близких к дому» проблемах, решением которых следует заниматься потому, что это отвечает личным интересам каждого, и потому, что это отражает заботу о собственных детях. Со временем их начинания становились все мельче, но при этом оказывались более осуществимыми. Активисты осознавали, что беспокойство о проблемах, которые они не могут разрешить, является пустой тратой времени, и вместо этого стремились создать такой уголок планеты, где каждый мог бы ощущать себя значимым и эффективным. Ценности обеспечивали уверенный выход их стремлению к самоопределению, точно так же как затруднения, с которыми не могли справиться активисты, подавляли их[97].

США, вероятно, представляют собой яркий пример того, насколько масштабно экономическая политика сделала бесправным их трудящееся население. Хороший контраст этого представляет Германия, поскольку ее так называемая социальная рыночная экономика до недавнего времени поддерживала меры социальной защиты, которые больше недоступны американцам, а структуры отраслевого масштаба, ведущие переговоры между капиталом и трудом, компенсируют ограничение заработных плат расширением социальной политики[98]. После Второй мировой войны Германия приступила к перестройке своего среднего класса, что было одним из аспектов возвращения к политическому согласию. Западная Германия была преобразована в меритократическое открытое общество – идеал, который распространился и на восточную часть страны после ее воссоединения (впрочем, неравномерно). В 1980-х годах дискуссия о масштабе немецкого среднего класса шла в терминах «общества двух третей» – утверждалось, что именно такая доля социума приходится на средний класс[99]. Достоверность этой гипотезы была основана на высоком уровне жизни, которому соответствовали даже работники физического труда, причем настолько, что Германия могла похвастаться стиранием границы между «синими» и «белыми» воротничками[100].

Антропологи пролили свет на идеологию, давшую новый стимул этой структуре. Например, Дуглас Холмс рассмотрел усилия Центрального банка Германии по сдерживанию инфляции на стабильно низком уровне и поддержанию стабильности цен. Руководители банка трансформировали эти цели в директивы для бюджетов, занятости и коммерческих процентных ставок. Они противостояли попыткам установления угрожающим стабильности немецкой валюты заработных плат и цен, исходя из «более масштабной легенды о немецком государстве и его способности управлять будущим, согласовывая ожидания граждан с национальными интересами»[101]. Эдуард Фишер проследил гипотетическое совпадение интересов людей, которых он определил как покупателей из среднего класса. Он увидел, что это совпадение проявлялось в их готовности брать на себя личную ответственность перед обществом, животным миром и окружающей средой, в благополучии которых они видели отражение собственного благополучия, за счет готовности платить более высокую цену за органические яйца и другие «этичные продукты»[102].

Яйца обнаружились и в моих собственных наблюдениях за не столь обеспеченными немцами, а именно за группой матерей-одиночек, которые приходили за финансовыми консультациями. Женщина, проводившая эти консультации, с одобрением говорила о тех правах, которые дает им германское социальное страхование, но при этом напоминала и об их обязанностях. Для большей наглядности консультант рассказала им о своих овдовевших баварских тетках. Тетя Хильдегард никогда не работала, а ее муж на полученные от своего бизнеса доходы играл на бирже. Их покупательная способность не росла, и тетя Хильдегард в итоге оказалась в затруднительном положении. Муж тети Греты был алкоголиком и работал от случая к случаю. Поэтому ей тоже пришлось работать и делать выплаты в государственную пенсионную систему. Итак, угадайте, кто в итоге отправлял тете Хильдегард по две дюжины яиц каждый месяц? Конечно же, это была тетя Грета, гордившаяся, что заработала денег для своей пенсии. Предупредив женщин, чтобы они не полагались на семью или финансовые рынки, консультант сделала вывод: «Как только сможете, возвращайтесь к работе и платите пенсионные взносы».