Мы остались молодыми…

– Вечно ты лезешь вперёд! Теперь стреляй в белый свет!

Миша краснеет и виновато молчит. Забираем левее и выходим на полевую дорогу. Начинаю понимать, что Миша собою, своим сердцем, загораживал от пуль мою жизнь. Мне хочется обнять его.

Дорога с двух сторон огорожена жердями, по ней прогоняют на пастбище скотину. И точно, слышно мычание коров, хлопки пастушьего кнута. Может быть сейчас что-нибудь узнаем. Отходим от дороги в сторону, чтобы не напугать стадо. Из-за поворота появляются всего несколько коров, хотя деревня довольно большая. Сзади идёт мальчонка в длинной с чужого плеча залатанной телогрейке.

– Хлопец, – окликаем мы его негромко, – иди сюда.

Мальчик оглядывается, подлезает под жердины и застенчиво подходит к нам. Его льняные волосы выбиваются из-под старого картуза. На нас смотрят любопытные голубые, как небо, глазёнки. Щёки и нос усеяны веснушками.

– Здравствуйте, дяденьки партизаны.

Мы здороваемся. Миша похлопывает его по плечу. Он доволен.

– Хлопчик, тебя как зовут? – интересуется Миша, роясь на дне своей старой сумки.

– Михась, – отвечает он.

– Вот здорово, – улыбается Миша, – значит мы с тобой тёзки. Вот возьми, – он разворачивает белую тряпочку и протягивает мальчонке кусочек сахару.

Михась осторожно берёт двумя пальцами сахар, рассматривает со всех сторон и пробует языком. Глаза его смеются. Знакомство состоялось. Комок приступает к горлу, когда смотришь на детей, забывших в войну, что такое сахар.

– Михась, в деревне много немцев?

– Не, немая нимцев совсем.

– Как так «немая нимцев»? – спрашивает Миша с удивлением.

– Так то, не нимцы, то мадьяры с вечера понаехали с обозом. Вот «ужотко» они коней запрягали, собираются уезжать, – охотно отвечает Михась.

– А ты не видел, они в лесу никого не забрали?

Михась задумывается и внимательно смотрит на нас:

– Они кого-то несли на палатках и положили на дроги. Раненько на зорьке в лесу стрел был великий.

Он нам ничего больше не может добавить. Кого несли мадьяры? О том, что наши, живые и здоровые, попали к ним, мыслей у нас нет. Ясно только одно, что фашисты собираются убираться из деревни. Нам надо торопиться к своим.

– Дяденьки партизаны! Возьмите меня с собой, – Михась робко трогает Мишу за руку, – я все вам буду делать, я бульбу умею чистить, коней поить. У меня никого нет, всех герман забил… возьмите меня.

Мы не можем его взять. Судьба наша солдатская слишком жестока. Мы не знаем, что с нами самими будет завтра, через час, через минуту…

Миша прижимает паренька к себе, вытирает пальцем готовую скатиться у Михася слезу, что-то шепчет ему на ухо. Глаза у него просыхают. Мы прощаемся с Михасем за руку, как со взрослым, и бегом устремляемся к нашим.

Решаем наступать на деревню. Мы не можем уйти, не узнав, где наши разведчики, кого несли мадьяры?

Лесом подходим к околице. Между хатами шастают мадьяры. Сразу же начинается бой. Вася Божок бросается со своим пулемётом на дорогу и открывает огонь. По деревенской улице мечутся растерявшиеся фашисты. Мы лежим по обе стороны дороги и стреляем на выбор. За вторым пулемётом – Макар Тимошевский.

К Божку подходит Нина Рогачёва с медицинской сумкой на боку, вытаскивает свой пистолет и вытянув руку, как на полигоне, начинает стрелять. Мадьяры очухались, и их ответный огонь все усиливается, похоже их тут целая рота.

Пётр Ярославцев, ругаясь, оттаскивает за руку упирающуюся Нину за угол хаты:

– Твоё дело перевязывать нас, а стрелять найдётся кому!

Начинает хлопать миномёт. Мины пока рвутся где-то за нами. Вокруг Божка на дороге всё чаще поднимаются фонтанчики земли. Они сосредотачивают огонь по пулемету.

Кричим, сквозь шум боя, Божку:

– Вася, не валяй дурака, ползи к нам в канаву!

Он благополучно скатывается в сторону. Здесь его ждет с набитыми магазинами Коля Гапиенко. Под прикрытием пулемётов продвигаемся вперед. Мины разрываются там, где мы только, что лежали. На дороге валяются несколько неподвижных фигур в желто-зеленой форме.

Пётр Ярославцев, Миша Журко, Петро Туринок, Саша Матвеев и другие ребята перебежками от хаты к хате устремляются вперёд. Нина Рогачёва тоже идёт с нами, её не остановишь.

Нас догоняет Николай Иванович с маленькой трубочкой, зажатой в зубах. Только маузер в его руке напоминает, что идёт бой. На пули он не обращает внимания.

– Хлопцы, кончай воевать. Жители рассказали, что притащили мадьяры из лесу своих раненых и убитого офицера. А о партизанах у них и речи не было. Как убили их командира, они покинули засаду и отсюда собирались уезжать. Да мы им все карты спутали.

Пока говорил Николай Иванович, всё затихло. Только на другом конце деревни исчезали повозки за поворотом.

Из-за плетня высовывается Петро Туринок:

– Смотрите, последние мадьяры улепётывают!

Делать нам здесь больше нечего. Собираемся все около командира. Отряхиваем одежду. Кто-то поднимает трофейное оружие. Нас всего пятнадцать партизан и одна девушка-врач Нина. Мы отбились от засады, выгнали мадьяр из деревни, и у нас нет потерь. Разведчики наши благополучно ускакали.