Мы остались молодыми…

Ночью форсировали «асфальт» Житомир – Киев. Это широкое асфальтированное шоссе. В обе стороны по нему с затемнёнными фарами непрерывно проносятся немецкие автомашины. Броневики дорожной охраны проезжают медленнее. Решили проскочить в интервале между ними. Поднялись все сразу и цепью побежали через «асфальт» с оружием наперевес, как в атаке. Сквозь плывущие облака просвечивала луна. Пятьдесят вооружённых бегущих фигур – картина впечатляющая! Сила!

Во вторую ночь пути перешли железку Коростень – Киев. В том самом месте, где переходили её, когда шли на юг, когда нас напугал крик птицы. Журко, Полещук, Минаев, Киселёв и я задержались минировать железную дорогу. Остальные со старшим лейтенантом пошли дальше и километрах в пяти по дороге на Кухары подождут нас. Не к чему рисковать всеми людьми.

С середины сентября месяца началась общепартизанская операция «Концерт» по выведению из строя транспортных коммуникаций фашистов. Рвались рельсы, горели мосты. Летели под откос эшелоны, пылали на дорогах автомашины. Некоторые железнодорожные магистрали подрывались по указанию фронтового командования в определенное время.

Мину, точнее фугас, задумали поставить в виадуке – дорожной выемке между склонами. Вагоны полезут друг на друга и надолго остановят движение. Вниз под откос летело больше вагонов, но зато немцы научились в таких местах через несколько часов вновь пускать поезда. Сейчас для фронта важнее как можно дольше «закупорить» дорогу. Эта железка была «первого класса» – эшелоны курсировали ежечасно один за другим круглые сутки.

В стороне станции Тетерев виднелся синий фонарь на стрелке. В противоположной стороне – это мы знали раньше – находился бункер с пулемётом. Подождав прохода патрулей по направлению к бункеру, быстро скатываемся с откоса вниз на по¬лотно. Паша Киселёв остаётся на верху насыпи для охраны «тыла». Снять без шума патрульных здесь сложно. Они, пуганные, ходят с автоматами в руках между колеями. Быстро складываем на плащ-палатку верхний слой балласта, тёмную от мазута-щебёнку. Потом её набросаем сверху для маскировки, чтобы патруль не заметил место раскопки, хотя мина сработает ночью, еще задолго до рассвета. Обдирая ногти, выкапываем яму для закладки толовых шашек. Песок тоже сыплем на палатку – лишний раскидаем по канаве. Торопимся. Кажется, прошло много времени – на самом деле минута.

Миша Журко поднимается на ноги и прислушивается:

– Хлопцы, поезд идёт, не видно фонаря на стрелке, закрыл.

– Точно, совсем близко, – шепчет Николай Полещук, – и на паровозе нет огней.

– Впереди толкают платформу с балластом, – подсказывает Миша Минаев, – пора отходить.

Тол лежит на месте, если поставить взрыватель, то будет полный порядок, но мы не успеем выскочить на откос…

– Всем в кювет, ложись! – голос тонет в шуме.

– Головы не поднимать, – добавляет Минаев, – фриц увидит – запустит консервной банкой.

Спрыгиваем в канаву. Лишь бы какой-нибудь часовой не сидел на подножке. Паровоз обдаёт жаром. Состав товарный. Гады увозят награбленное добро. Мелькает проносящийся последний вагон. Наступает тишина. Хорошо, что мы не успели: следующий эшелон пойдёт в сторону фронта, с боеприпасами или живой силой. Тут две колеи, но у них работает только одна, на станции сделан разъезд. На втором пути рельсы покрылись ржавчиной, немцы используют их для ремонта после «визита» партизан. Продолжаем свою работу. Не часто над головами проносится вражеский поезд. Утрамбовываем ладонями песок и ровным слоем рассыпаем щебёнку. Взрыватель на месте, всё закончено. Уходим догонять наших.

Отряд застаём на привале у опушки леса. Не успеваем выкурить козью ножку, как сзади, над станцией Тетерев, вспыхивает зарница и доносится гул взрыва. Слышна стрельба из пулемётов, над лесом видны разноцветные сполохи от ракет. Эшелон воинский не доехал до фронта. Ребята кричат «ура» и поздравляют нас с удачной операцией.

Дорога вилась между перелесками и невысокими холмами. За одним из поворотов, после двух с лишним часов ходьбы, увидели небольшой костёр. У огня сидели старик и четверо ребятишек. Поблизости паслись стреноженные кони. Месяц бросал свои лучи на спины лошадей. Длинные тени и серебрящиеся гривы делали коней сказочно большими. Глушь и тишина, ребятишки в ночном, ненадолго отвлекли от действительности. Вдали догорал немецкий эшелон, где-то полыхала война.

Арьергардный дозор привёл к костру, возле которого остановились отдохнуть, задержанного человека.

– Шёл по дороге за нами, – докладывали дозорные, – бежать не пытался, оружия при нем нет, да и вообще у него ничего нет.

Неизвестный был выше среднего роста, коренастый, но худой до невозможности. Ввалившиеся глаза хмуро смотрели из-по густых нависших бровей. Рваная куртка висела на нём, как на чучеле. Он стоял, держа руки за спиной, как заключённый, и обводил взглядом сидевших у костра. Страха в глазах не было.

– Садитесь и рассказывайте о себе с самого начала, мы партизаны, – мягкий голос старшего лейтенанта и его добрые глаза располагали к мирной беседе.