Мы остались молодыми…

– Надо было руку поднять, а не сидеть, протянув ноги, – с серьёзным видом поучал Журко, – они остановились бы, а вы спросили бы у них: «не сдох ли Гитлер?» А вы «тры фрыца, машина зэлэная…». Сами вы птицы зэлэные, – не сдержавшись, засмеялся Журко. Ребята готовы были бежать догонять машину.

Место на шоссейке для засады выбрали на прямом участке дороги. По ней далеко видно, какие идут машины. Фрицы поедут спокойнее. На поворотах они нервничают, настораживаются и вертят головами, как марионетки, глазеют по сторонам. Расположились за деревьями. Обзор хороший, по ту сторону дороги лес понижался и переходил в болото. В кустах перед кюветом залегли Волков и Башкиров с противотанковыми гранатами. Первым бросать будет тот, с чьей стороны пойдёт машина.

Очень просил Вася Вернигоров разрешить ему кинуть гранату, но Николай Иванович категорически запретил радисту приближаться к шоссе. Радистов берегли словно святыню, а они хотели стрелять в фашистов сами, всюду лезли в бой.

Первой прошла пустая машина с одним шофёром. Потом проскочили два броневика – это не для нас. Мы не имеем даже пулемёта и только три-четыре противотанковые гранаты. С автоматами на броню не пойдёшь. Появляется крытый фургон.

Волков кидает гранату и … промахивается. Сказывается сильное волнение и отсутствие опыта – он артиллерист. Промахнуться по громадному фургону с нескольких метров мудрено.

Взрывная волна разворачивает машину, и в этот момент Башкиров попадает прямо в радиатор. Противотанковая граната мгновенного действия – на боевой взвод становится на лету и взрывается от соприкосновения с любым предметом.

Машина останавливается точно вкопанная. Два или три автомата строчат по кузову. Остальные партизаны наблюдают за происходящим, не тратить же понапрасну патроны. Автофургон загорается. Ближайшие к нему бросаются спасать «добро». Рас-кинутые взрывом и скошенные пулями пытавшиеся бежать фрицы валяются на дороге. Какая-то тень мелькнула между деревьями, один фриц всё-таки ушел.

Добытые винтовки и два парабеллума полностью обеспечили отряд оружием. Кое-кто оделся и обулся. Мне достались сапоги с широкими шляпками гвоздей на подошве и голенищами похожими на раструбы. Мои напоминали две пасти голодных волков. Трофейные сапоги потом обрекли меня на муки: когда намокали, снять их становилось невозможно, хотелось выть.

Вплавь и в брод пересекаем реки и речушки Вересню, Уж, Грезлю… До Желони и Лысой горы оставались два дневных перехода. Рощи и боры сливались в сплошной лес, можно идти спокойно и днём. Некоторые деревни проходили строем с песнями. Из хат высыпали взрослые и ребятишки. Махали руками и дарили добрые улыбки.

Шли москвичи, местные партизаны и подпольщики, люди, бежавшие из плена, шёл вооружённый отряд, выдерживал строй и громко пел:

«… Мы запомним суровую осень,

Скрежет танков и отблеск штыков,

И в сердцах будут жить двадцать восемь

Самых храбрых твоих сынов…»

Жители два года не видали и не слышали такого. Маршруты рейдов партизанских соединений Ковпака и Наумова миновали эти районы. Некоторые даже подумали, что пришла Красная Армия.

– Говорю тебе, что это наши партизаны, лесовики, – громко убеждала молодица, очевидно глуховатую старуху.

– А что они теперь так и ходят? Помню, они всё по одному ночами приходили за хлебом.

Фронт остановился всего километрах в восьмидесяти отсюда на Днепре. Но Овруч освободят всё-таки партизаны за три дня до подхода регулярных частей. Это произойдёт ещё только через месяц. А пока мы остановились на площади у колодца и женщины угощали нас дерунами – лепёшками из картошки.

В назначенный командованием срок возвращения – пятнадцатое октября – нас радостно встречали на Лысой горе. Конная разведка Ивана Дыбаня обнаружила нас на дальнем подходе к базе и поскакала предупредить о нашем прибытии. Мы своё задание выполнили. Проводили группу Петровича в район Винницы, нашли группу Николая Ивановича Крючкова, попутно сбросили с рельсов два немецких эшелона и закрыли движение на пару суток на фронтовой железке. Вернулись, главное, без потерь в утроенном составе. Вместе с Николаем Ивановичем нас ушло около взвода, а вернулась рота.

Лагерь за время нашего отсутствия сильно изменился. Выросли шалаши – целый палаточный городок, появились новые землянки. Возле конюшен приводились в порядок десятки повозок. На наши удивлённые взгляды Петр Ярославцев воскликнул:

– У нас теперь больше тысячи человек!

После коротких официальных докладов старшего лейтенанта Крючкова и моего, Карасёв расцеловал нас перед строем и всех поблагодарил за успешные выполнения заданий. Мы снова дома.

Отряд уходит на запад

На следующее утро командир отряда Карасёв и комиссар Филоненко в штабной землянке подробно расспрашивали о нашем семисоткилометровом походе. Их интересовал каждый день пути. За беседой выпили не один чайник черничной заварки. Шёл раз¬говор о форсировании десятков рек и речушек, о железных дорогах и шоссейках, о чешской деревне и немецких хуторах, о бандеровцах, отрядах местных партизан и о многом другом.