Мы остались молодыми…

После полудня общее построение. Обоз уже вытянулся за пределы Лысой горы. Навсегда уходим из нашего лагеря, ставшего родным домом, покидаем обжитые землянки. Уходим на запад в неведомые края. На сердце немного тревожно и грустно. На Лысой горе остаются наши раненые с врачом и группой охраны. Остаются спасавшиеся у нас от карателей местные жители: старики и женщины с детьми. Остаются товарищи для выполнения заданий в прифронтовой полосе. Все они будут дожидаться прихода Красной Армии. Фронт находится всего в семидесяти километрах, причём сплошной линии фронта из-за партизан не было. Через громадные разрывы в десятки километров линии немецкой обороны в тыл проникали части советских войск. Ровно через месяц сабуровцы в упорном бою возьмут город Овруч и удержат его до подхода фронта.

Карасёв перед строем благодарит группы Николая Крючкова, Ивана Таранченко, Владимира Витковского и нашу – только что вернувшихся в отряд – за успешное выполнение заданий. Потом говорит о положении на фронтах, о задачах партизан, о полученном приказе срочно уходить на запад, куда и зачем, об этом будет сказано на марше.

Желающих остаться в лагере нет. Накануне шли разговоры с остающимися, даже многие раненые просили взять их с собой, обещали быстрей выздороветь и не быть помехой. Многие женщины тоже просились в рейд, вплоть до того, что мол за детьми посмотрят старые деды и бабки. Но роты сформированы. Списки остающихся составлены.

* * *

К вечеру колонна партизан длинной лентой вытянулась из леса. Ехавший впереди эскадрон под командованием Бориса Салеймонова находился уже в километре от леса, когда наша первая рота, двигавшаяся в арьергарде – в таком порядке мы будем следовать почти всё время – только ещё покидала опушку. Сила шла внушительная, народ был обстрелянный, мужественный и безгранично преданный своей Родине. Вооружению могла позавидовать любая армейская часть. В каждом отделении один-два ручных пулемёта «Дегтярёва» и три-четыре автомата ППШ. Во взводе противотанковое полуавтоматическое пятизарядное ружьё. Роте придан станковый пулемёт «максим». Засветло, по переезду форсируем железку. Пустыми глазными впадинами смотрит на нас кирпичная железнодорожная будка. Изнутри чуть вьётся сизый дымок. Трое из разведки Ивана Дыбаня – Николай Пасько, Иван Изотов и Андрей Осипенко сходу на галопе закидали сторожку гранатами, и с охраной было покончено. Колонна даже не останавливалась.

Командиры, начиная со взводных, и связные едут верхом впереди роты – это группка человек десять-двенадцать.

– Хлопцы, – восклицает Пётр Ярославцев, – так мы до самого Берлина доедем и ни одного фрица не увидим, надо поменяться местами с кавэскадроном, а то они все трофеи заберут!

– Ничего, –хмурится Саша Матвеев, – как, однако, долетит слух о нашем рейде до гестаповского начальства, так только поворачивайся собирать трофеи – каратели со всех сторон нагрянут.

– Ну и тяжёлый ты человек, вечно готов настроение испортить, – ополчается на Сашу Петро Туринок, – для того и идём на запад, чтобы бить фрицев, а то сидели бы на Лысой горе и ждали прихода Красной Армии, как старухи и дети. Сам то, ты из далёкой сибирской берлоги выполз и ишь куда отмахал, а другим настроение заранее портишь.

Саша Матвеев без показухи смелый в бою и хладнокровный до крайности, явно смущён нападками Туринка и не рад, что высказался.

– Ты, Петруша, не петушись, а то упадёшь с насеста ненароком, то бишь с седла, кукарекать надо после боя, – нарочито нравоучительно говорит Матвеев.

Кругом смеются. Под шутливую перебранку друзей дорога не кажется такой длинной. Начинается общий разговор, умолкший было на переезде. Можно громко смеяться и разговаривать, закуривать, когда захочется. Невольно вспоминается недавнее прошлое, когда мы тайными тропами, вечно настороже и наготове пробирались на юг, говорили вполголоса и курили в рукав.

Ночуем в большом селе. Каждое отделение занимает хату или сарай. Весной здесь проходили ковпаковцы, отношение жителей доброжелательное и безбоязненное. Бывшие в селе полицаи сбежали задолго до нашего прихода. Реквизируем в их дво¬рах награбленные ими припасы продуктов и живность.

*.*.*

Обширные поля снова сменяются перелесками. Грунтовая дорога вьётся между красивыми холмами, поросшими соснами или дубами. Похоже на Подмосковье, но идёт вторая половина октября, а тут ещё совсем тепло. Проезжаем, не останавливаясь, деревни. Из хат высыпают ребятишки и машут нам ручонками. Женщины выносят кислый квас. Молока нет и детишкам.

Изредка впереди слышны короткие очереди пулемётов – это эскадронцы вышибают из домов и разгоняют зазевавшихся полицаев. Колонна движется, не переставая.

В большой тёмной дубраве объезжаем обгоревший и покинутый двухэтажный кирпичный дом. Он наводит на печальные мысли. Какая тайна похоронена в нём? Где люди, которые жили в нем?

– Это пограничная застава на старой, до тридцать девятого года, границе, – подсказывает Антон Скавронский, – летом сорок первого здесь была линия обороны, шли тяжёлые бои.