Мы отрываемся от земли

Вместо ненависти к своей жизни она чувствовала желание любить еще больше, и не только свою, а все, что перед нею проходит и сквозь что проходит она. На голос: не пустое ли это все? – она выставляла голос, заявляющий: нет.

Если вопрос об отречении от мира, выросший, как она теперь считала, из неразборчивого чтения аскетической литературы, понемногу и незаметно был отвечен и отпустил, то вопрос об отвержении себя отпустил лишь на длину поводка-рулетки. Участвуя в благотворительных проектах, она разматывала его до упора, и чувство вины едва за ней поспевало. Чувство вины от того, что держится за свою жизнь, вместо того чтобы потерять ее. От того, что до сих пор не стала волонтером на постоянной основе, не ушла в социальное служение, с которым соприкасалась через людей, ушедших в него. Ей было стыдно перед ними, что она до сих пор не одна из них.

Она была счастлива только в те минуты, которые принадлежали ей – и больше никому. Значит, она не идет за Ним. Значит, не все – для Него. Ей хотелось быть для Него собой, ей хотелось быть для Него такой, какая она есть. Но такая, какая есть, она была не нужна Ему.

Светлый проезд? А где это?

«Как ты сказал?» – переспросила мама, услышав от меня, ведь это я занимался обменом, такое нигде, казалось бы, не воплотимое наименование.

Менялась супружеская пара: ему лет семьдесят, она где-то на двадцать моложе. Бывший служащий. Только-только перенес второй инфаркт. Помимо того что больше не мог подниматься на четвертый этаж, ему, как она считала, мешали спать (ей нет) поезда, проносящиеся в нескольких метрах. Как раз напротив станция Покровское-Стрешнево, но в парк не пройти через промзону. Так что первый этаж в самом центре – это идеально. Конечно, ее тянуло в центр: там еще дальше будет больной, утихомирившийся супруг.

Так мы с матерью поселились в Светлом проезде. Помню первый вечер в Светлом проезде, это был июньский вечер, мы с матерью вышли пройтись между домами. Слышно: постукивал трамвай. Свет под деревьями. Это его было слышно. Свет на листьях. Невидимый трамвай. Листья и есть тот звук, и трамвай и есть свет. И если что-то болит, если тревога, то это не важно. Важно – Светлый проезд. Он – чувство. Чувство, которое чувствует само себя. А я лишь понимаю. Вижу. Я не научился чувствовать. Я научился понимать чувства. И находить их там, где их никто не находит.

И если вина, то это – сейчас – не важно. Я не знаю, как объяснить.

И если вина.

Как же ты говоришь, что не научился чувствовать? А любовь?

Но любовь не чувство. Какое же это чувство – любовь?

Я никогда не вспоминал, потому что вспомнить мог только то, чего не перенес бы.

Проездом он поименован будто в насмешку. Железнодорожные пути замыкают квартал в клин, отрезая от парка, шоссе, от жилой и промышленной зоны, от всего, что там есть, даже от трамваев, ходящих по улице Константина Царева. И к тому же попасть туда можно через калитку. Он немного как форт, наш Светлый проезд, или вертоград.

Без плана мы плутали бы вокруг и даже не увидели бы кирпичных домов за гаражами, в глубине острова, обтекаемого железнодорожными и трамвайными путями. На плане был квадрат, внутри расчерченный, как «классики». Проезд был внешней линией квадрата, его сторонами, светлый – тем, что заключалось в квадрат. Мы перешли трамвайные рельсы, вошли в калитку. Четырех-и пятиэтажные дома глядели друг на друга попарно через асфальтовые дорожки. Дорожки образовывали лужайки вокруг домов. Сушилось белье.

Проехала девочка на велосипеде «Орленок», вихляя. Дребезжанье велосипеда обнажило, что здесь нет звуков. И обнажило, что я внутри, и я понял, что никогда раньше не был так внутри.

Отрыв от земли говорил, что эта земля, это место стало родным. Я внутри него, оно внутри меня, и наружу нам не выйти.

Дом стоял торцом к дорожке. Было странно, что он весь умещается во взгляде и что при этом у него такие большие окна и, видно, высокие потолки. Балконы не срастались по двое, не вытягивались ложей, а выставлялись из кирпичного фасада, как люльки колеса обозрения. На одном из балконов сидела в кожаном кресле пожилая грузная женщина с красным веером, но не обмахивалась им, а просто держала у груди и смотрела вниз.

Мы вышли из трамвая и увидели, что через дорогу вдоль трамвайных путей дома как дома, а с нашей стороны вдоль путей роща, и не сразу поняли, куда идти, хотя от бывшей теперь жилицы накануне получили самый толковый инструктаж. И все же не сразу нашли тропинку к железнодорожным путям, за которыми была калитка.

Первую жену он привел в Светлый проезд, прописал ее там – московской прописки у нее прежде не было, но мать с невесткой так плохо уживались, что вновь пришлось размениваться. С севера их перенесло на юг, так появилась квартира на Мусы Джалиля, и еще год после развода он делил ее с уже бывшей женой, пока та не перебралась к новому спутнику.

Спасибо тебе за это имя – Светлый проезд, сказала она. Он пожал плечами.