Мы потребуем крови

Вернувшиеся с победой солдаты присоединялись к сборам с радостным чувством, что мы наконец-то отправляемся в Когахейру. Для них мы выглядели императрицей и министром, обсуждающими детали, хотя мне казалось, что земля уходит из-под ног. Я построила все на вере в Мансина, на нашей общей цели. Когда наши надежды и стремления так бесповоротно разошлись?

– Как всегда, благодарю за совет, министр, – сказала я, напустив на себя уверенный и властный вид, несмотря на бушующие внутри чувства. – Я обдумаю ваши слова, но не буду принимать поспешных решений. В конце концов, именно благодаря левантийцам мы еще живы.

Я пошла прочь, прежде чем успела сказать что-то такое, о чем потом пожалею, и через десяток быстрых шагов поняла, что иду без цели. Но я шла дальше, ведь, остановившись, выглядела бы глупо, однако шла я с тяжелым сердцем, чувствуя себя оторванной от людей вокруг, даже тех, кто говорит на одном языке со мной и делит обычаи. Неужели все они того же мнения, что и министр Мансин? Что присутствие левантийцев подрывает мое правление, как бы яростно они ни дрались бок о бок с нами? Но даже если и так, разве мы способны атаковать Когахейру без них? С какой стороны ни посмотри, вряд ли это получится, и я была бы полной дурой, если бы отбросила такое преимущество.

«Самодовольство – это путь к поражению». Я не могла припомнить, чье изречение цитировала матушка, но именно оно терзало меня по пути к лестнице. Осада Когахейры с большой армией – хороший план, но вдруг можно придумать более хитроумный? Нечто более серьезное против того, кто был не только врагом, но и императором.

В моей голове начала зарождаться идея, и наконец-то я поняла, куда иду.

В моих покоях горничные собирали вещи, хотя это были не вполне мои покои и не моя одежда. Мне хотелось побыть в одиночестве, я взяла столик для письма и отнесла его в Пещеру.

– Позвольте мне, ваше величество, – сказала горничная, последовав за мной в коридор.

– Нет, я справлюсь, лучше сходи за Тором. Переводчиком-левантийцем. С длинными волосами.

Девушка выглядела так, будто я попросила ее спрыгнуть с балкона, но поклонилась и поспешила прочь.

В Пещере было пусто и холодно, две горящие жаровни плохо справлялись с утренней прохладой, пробирающейся через балкон. Предпочитая держаться ближе к теплу, я устроилась рядом с жаровней, вполуха прислушиваясь к шагам, возвестившим о приходе Тора. Я окунула кисть в чернила и задержала ее над бумагой. Как обратиться к фальшивому императору? Даже не кисианцу? Человеку, который ничем не заслужил свой титул, просто взял его силой, как и Кин до него?

Я улыбнулась. Узурпатор.

Тщательно подбирая слова, я начала писать. Было непросто найти правильные слова, но я закончила еще до прибытия Тора. Судя по его скорости, он предпочел бы оказаться в другом месте. Уже на пороге он поднял брови в качестве приветствия и вопроса.

– Тор, – сказала я, вдруг осознав, что послала за ним, не задумавшись, что хочу попросить об одолжении. Я ведь не имею права отдавать ему приказы. – Я… я была бы очень признательна, если бы ты мне помог. Я написала вашему императору Гидеону…

– Не моему.

Я сменила тактику. Говорить с Тором – это как с завязанными глазами ходить по комнате с дырами в полу.

– Прошу прощения. Я написала узурпатору Гидеону, но мне хотелось бы, чтобы письмо прочитал он лично, а не кто-то другой…

– Вы хотите, чтобы я его перевел.

Конечно, перебивать невежливо и в левантийском обществе, но после нашего последнего разговора я уже потеряла надежду, что его мнение обо мне или хотя бы манера поведения смягчится.

– Да, если можно, – сказала я, как будто вовсе не императрица. – Я была бы очень благодарна, если бы ты перевел письмо на левантийский.

Он нерешительно потоптался на пороге и уставился на меня как на диковину. Больше мне некого было попросить, а заставить я его не могла, осталось только улыбаться и надеяться. Тор разомкнул губы, и я была уверена, что он откажется, но он резко закрыл рот, кивнул и с хмурой гримасой шагнул к столу.

Он молча взял письмо и прочитал его. Пока он водил по строчкам кончиком пальца, я задержала дыхание. Неважно, что Тор думает о письме, что думает обо мне. Но я с трудом сдерживалась, чтобы не спросить, понравилось ли ему. Дойдя до конца, он не стал задавать вопросов, а просто вздохнул, смахнул волосы с лица и взял кисть.

Пока он работал, я расхаживала по залу, медленно и тихо. Стараясь не думать о словах министра Мансина. О поддержке левантийцев. О Рахе. О Рахе, который обнимал меня и желал так же сильно, как я его, в этом я была уверена. А потом вдруг перестал.

– Что означает слово «ичаша»? – спросила я, повернувшись к Тору. – По-левантийски?

Он переводил взгляд между моим письмом и своим медленно продвигающимся переводом, но тут же замер и нахмурился.

– Это значит «кровь». А что?

Кровь? Наверное, я ослышалась, ведь это какая-то бессмыслица, но я не могла спросить его, почему слово «ичаша» произнесли при таких обстоятельствах.

Любой другой счел бы мое молчание концом разговора, но только не Тор.