Мы потребуем крови

– Это сказал Рах? – спросил он, и вместе с этими словами с его губ слетел долго сдерживаемый вздох.

– Да. – Я ощутила жар при одной мысли о том, что мы вообще это обсуждаем. – По крайней мере, мне так кажется, хотя совершенно не имеет смысла, так что наверняка это было другое слово. Забудь.

Я усердно расправляла рукав, краем глаза наблюдая, не вернулся ли Тор к письму, но он так и не пошевелился. Тянулась долгая минута, заполненная успокаивающим потрескиванием угля, далекими звуками суеты во дворе и вечно присутствующим гулом моря, но все же громче всего прозвучал стук кисти о стол, когда Тор отложил ее в сторону. Зашуршала ткань – он повернулся и посмотрел на меня.

– Что такое? – спросила я.

– Он не стал заниматься с вами любовью?

Он задал этот вопрос с такой обескураживающей легкостью, что мои щеки вспыхнули. Я отвернулась и начала выговаривать ему за подобный вопрос, но он меня перебил.

– Простите за предположение, я могу и ошибаться, но в левантийском есть несколько слов, обозначающих кровь. «Ичаша» относится к менструальной крови, которую теряет женщина каждый цикл богини Луны.

Задать вопрос – это одно, но когда он продолжил говорить об этом как о погоде, мне хотелось зажмуриться и закрыть глаза руками, словно, если я не буду его видеть, то и слова не услышу.

Он замолчал, но в тишине было не легче, а мои щеки упрямо отказывались остывать. Когда я рискнула взглянуть на него, он все так же смотрел на меня. Кисть не коснулась бумаги.

– Простите, – неуверенно произнес он. – Вы… у вас не принято это обсуждать?

– Да! Мы не обсуждаем кровь и секс, как какие-то…

Я отвернулась. Я чуть не назвала его народ дикарями, и с ужасом думала о том, как легко это слово готово было сорваться с моих губ, хотя я вовремя остановилась, Тор, разумеется, понял, что именно я чуть не произнесла.

– Разве не дико подавлять разговоры о естественном и важном? – тихо спросил он.

Я не ответила, пожалев, что вообще задала этот вопрос, лучше бы он поскорее закончил письмо и убрался, но Тор, похоже, решил меня наказать.

– В степях пища и вода – драгоценные ресурсы, – сказал он, поднявшись. – Поэтому нельзя позволять гурту бесконтрольно расти. Каждый год может рождаться столько детей, сколько ртов мы способны прокормить. Иногда это довольно много. А иногда очень мало. В любом случае, члены гурта должны следить за численностью, чтобы всем хватило еды, поэтому мы осторожны. Левантиец уж точно не ляжет с женщиной, не спросив о ее цикле, а левантийки всегда следят за своим циклом. А вы… рожаете детей, когда придется?

На его лице не было стыда или смущения, но я ненавидела его за это, как и за легкую насмешку в вопросе.

– Кисианские мужчины хотя бы пьют эпайю?

– Я… Что это? – спросила я.

– Раздробленные семена эпы, такого фрукта. Может быть, у вас он называется по-другому, но эти семена уменьшают мужскую силу.

Я почесала нос, обрадовавшись возможности сменить тему, хотя бы слегка.

– Звучит отвратительно. А как на вкус?

– Я не знаю. Никогда не пробовал.

В его ответе чувствовалась настороженная сдержанность, он потеребил край рубахи, что придало ему совсем юный и неловкий вид. Человек, который на моих глазах убил другого левантийца, который ездил верхом лучше любого кисианца и как ни в чем не бывало рассуждал о женской крови, наконец-то смутился.

– Сколько тебе лет, Тор? – спросила я. И как только слова слетели с губ, поняла, насколько это личный вопрос, а имя на конце как будто притягивало его еще ближе. – То есть… если об этом принято спрашивать в вашей культуре.

– Я уже говорил. Когда вы спросили, заклеймят ли меня.

Почему-то моя забывчивость и то, как глупо я из-за нее выгляжу, смутили меня больше, чем разговор о крови, и я закрыла ладонями лицо.

– Да, прости.

– В следующем году будет девятнадцать, – сказал он, сжалившись надо мной.

По правилам этикета я должна была ответить ему тем же, но вместо этого молчала. Во многих отношениях мой возраст служил таким же препятствием, как и то, что я женщина, но я хотела ему рассказать. Довериться ему. Не просто хотела, а уже доверяла, так же, как доверяла Раху. Ведь у них не было причин желать, чтобы я потеряла трон, не было причин смотреть на меня свысока за то, какая я есть, и они гораздо благороднее моих советников, с их предрассудками и незыблемыми представлениями о моих возможностях.

– Я… на год тебя моложе.

На мгновение он распахнул глаза, но потом закашлялся, чтобы скрыть удивление.

– Конечно, все знают, что я молода, – поспешила добавить я. – Это нетрудно подсчитать. Но матушка всегда говорила, что, если хочешь удержать власть, веди себя так, будто ее заслуживаешь, поэтому… прошу тебя, пусть это останется между нами.

Он кивнул, но на его лице застыла маска, и я не могла понять, злится ли он.

– Слова, которые вам нужны, звучат так: ки ичаша сории.

– Ки ичаша сории?

– Это значит, что сейчас безопасная фаза цикла, у вас только что прекратилась кровь или вот-вот начнет идти.