Мы умели верить

– Не мне судить, – сказал он, – но еще в самом начале, в Болдере, она призналась, что день, когда она родилась, стал худшим днем в твоей жизни. Она уверяла, ты сама ей так сказала.

– Это неправда.

Возможно ли, что это и есть больная мозоль Клэр? И дело совсем не в том, что Фиона изменила ее отцу, что они развелись? Ее рука мучительно пульсировала, принимая на себя всю боль, что должна была ударить ей в голову, скрутить нутро.

– Она росла, зная, что испортила тебе жизнь, – сказал Курт. – Как думаешь, что это делает с человеком?

Фиона тоже встала, и Джейк шагнул в ее сторону, словно собираясь разнимать их с Куртом.

– Во-первых, я никогда не говорила ей такого. Это Дэмиан сказал ей что-то, посреди развода, чтобы натравить ее на меня. Во-вторых, да, это был один из худших дней в моей жизни, хотя, бог свидетель, у меня их было предостаточно, но Клэр тут ни при чем. Это не какой-то большой секрет. Это был ужасный день, говняное говно. Это не значит, что я не хотела ее, и это не отражалось на том, как я растила ее.

– Эй. Я не говорю… Я тоже помню тот день. Я был…

– Ты не думаешь, что это, мягко говоря, трындец – помнить день, когда родилась твоя девушка?

– Она не моя девушка, – он поднял руки с раскрытыми ладонями, точно Будда-миротворец. – Я пытаюсь помочь тебе найти выход. Ты хочешь поладить с ней – это болото, которое тебе нужно преодолеть, окей? Клэр… она несчастный человек. Не думаю, что она хоть когда-то могла быть счастливой, что бы ты ни сделала. Это вроде плохой астрологии или типа того. Она просто по природе своей злой человек. Ты не была плохой матерью.

Если это неправда, то почему же ей сейчас так больно?

– Слушайте, я должен попросить вас на выход, пока не пришла жена. Она не поклонница Клэр и всей этой драмы.

– Она знакома с Клэр? – спросила Фиона.

Курт открыл было рот, но ничего не сказал. Он понял план Фионы.

– Ты можешь хотя бы передать ей просьбу? – спросила она.

Он медленно покачал головой. Фиона была совершенно уверена, что он согласится.

– Я легко могу впасть у нее в немилость. Я выложу ей это – и мне же попадет. Если она узнает, что я говорил с вами, пустил вас в дом…

– А как насчет электронного адреса? – сказал Джейк.

Фиона не возражала, что он заговорил; пора было сплачивать усилия.

Курт подошел к двери и открыл ее для них, хотя Фиона оставалась на месте.

– Вот что я могу вам сообщить: все в порядке, все в безопасности. Хочешь, оставь свой номер. Могу обещать, что позвоню, если случится что-то плохое.

– Ты скажешь мне, если она умрет? Какой заботливый.

– Я не это…

– Слушай, а эта девочка – она твоя?

Курт положил свою лапищу на плечо не Фионы, а Джейка, и легко выпроводил его за дверь. Словно игрушечный кораблик. Фиона быстро выудила из сумочки ручку и старый посадочный талон и записала свой номер.

Прежде чем выйти за дверь, она сказала:

– Ты отец. Подумай, каково это. Включи воображение. Я знаю, у тебя оно было.

На улице Джейк крепко обнял Фиону, прижавшись губами и бородой к ее лбу.

– Я вижу, ты хорошая мама.

Фиона боялась, он спросит, куда она пойдет, и увяжется за ней, так что она сказала, что хочет побыть одна – отшивать мужчин она умела – и, поймав такси, попросила водителя везти ее на Монпарнас. Она не хотела возвращаться к Ричарду, это она знала точно, хотя ее рука горела так, словно держалась за оголенный провод, а обезболивающие она забыла. «Обещайте, что будете практиковать заботу о себе», – сказала ей перед отъездом психотерапевт, и Фиона подозревала, что Елена не имела в виду трахаться с бродячими бывшими пилотами. Но она сможет душевно поужинать; в этом можно не сомневаться.

Она зашла в «La Rotonde», то заведение, о котором рассказывала тетя Нора, то самое, где, если Фиона ничего не путала, Ранко Новак сошел с ума. Или это был Модильяни? Так или иначе, она села внутри, в тепле, и заказала soupe à l’oignon gratinée[96], отметив с досадой, как много слышит английской речи. Здесь не было ни потрепанных, нетрезвых художников, ни моделей, пьющих абсент, ни великих поэтов-изгнанников.

Хотя, откуда ей знать? Может, они роились вон за тем столиком в углу.

Как-то раз она спросила Нору, встречала ли она Хемингуэя, и Нора сказала: «Если и встречала, он не произвел на меня впечатления».

Впрочем, она полагала, что за прошедшие десятилетия авангард сменил место тусовки.

Было странно представить, что это то самое место, где Ранко Новак лишился рассудка. Все здесь было таким теплым, красным и волшебным, и суп так хорош.

Но если ты страдаешь, ты будешь страдать всюду. Она знала это по себе: как можно умирать с голоду на застолье, как можно рыдать на самой смешной комедии.

Официант спросил, не желает ли она десерта. Но вместо десерта она заказала вторую тарелку супа, того же самого.

1986

Когда галерея закрылась, Йель почистил зубы в туалете. Он снова побрился, чтобы иметь с утра нормальный вид, и сменил рубашку. Свои вещи он оставил под столом.