Мы умели верить

Утром в день парада Йель позвонил Роману, хотел извиниться за то, что уговаривал его пойти. Но Роман не взял трубку, и Йель неожиданно сильно расстроился. Намного сильнее, чем позволяли предположить его чувства к Роману, не отличавшиеся глубиной. Роман спасал его от хандры и был забавным, но явно не единственным в мире.

И это побудило Йеля пойти на парад самому.

В одиннадцать зазвонил телефон, и Йель, взяв трубку, ответил как обычно: «резиденция Шарпов», хотя Шарпам еще никто ни разу не звонил.

Он услышал тихое, ленивое ворчание отца, который позвонил спросить, как его дела. Йелю представилась недовольная сиделка, которая просовывает голову в комнату, желая убедиться, не нужно ли поменять утку.

– Я в порядке, – сказал Йель. – Все отлично.

– Я тут сижу один, решаю кроссворд.

– Окей.

– Я буду… э… буду тебе признателен, если назовешь мне слово из шести букв, синоним «участливый». Я тут столько просидел, думая, что написано «счастливый», но нет, это «участливый».

Отец Йеля говорил ужасно медленно, эта особенность бесила его в подростковые годы.

– Ничего не приходит в голову.

– Чем ты занят в эти дни?

Вопрос был не из легких. Йель не говорил отцу о разрыве с Чарли, просто сказал, что переехал. Он до сих пор не признался ему, что ушел прошлым летом из Художественного института; отец даже что-то слышал о ХИЧ и испытывал что-то вроде гордости за сына, хотя он, несомненно, слышал и о Северо-Западном, но Йель решил не посвящать его в подробности.

Он мог бы поговорить с ним об игре «Кабсов», но вместо этого сказал:

– Я собираюсь на парад.

Теперь, когда отцовский голос закрадывался ему в правое ухо, он почувствовал, что, пойдя на игру, он бы запятнал себя отцовским одобрением, так что он решил идти на парад.

– Какой еще парад?

– Настоящий гей-парад, пап. Большой гей-парад.

Повисшая тишина сочилась сарказмом.

«Послушай себя, – говорила тишина. – Не слышишь, как это нелепо звучит?»

– Так что я как бы должен бежать, – сказал Йель.

Он думал, что отец повесит трубку, как он того хотел, но отец сказал:

– Слушай, ты следишь за новостями об этой болезни?

Йель непроизвольно подошел с трубкой к окну, чтобы обменяться скептическим взглядом со своим отражением.

– Нет, пап, не слежу. Что еще за болезнь такая?

– Это… ты со мной иронизируешь? Никогда не понимаю, шутишь ты или нет.

– Знаешь, парад начинается. Мне правда надо идти.

– Ну, ладно тогда.

Когда он подошел на Кларк-стрит, там было полно народа, и первые несколько платформ уже проехали. Он пробирался за спинами людей, высматривая знакомые лица. На Веллингтон-авеню он огляделся в поисках Росса с друзьями на пожарной лестнице, но не слишком старательно. Через два квартала он заметил Катсу Татами на другой стороне улицы и перебежал вместе с несколькими людьми после платформы «Анхойзер-Буш». Он не знал ребят, с которыми стоял Катсу, но всегда был рад обнять его, перекинуться приветствием. Катсу прокричал на ухо Йелю:

– Пока все хорошо! Хочешь моей газировки?

Он сунул Йелю стаканчик из «Макдоналдса», и ему в голову полезли мысли о бактериях, но он отогнал их усилием воли. Он глотнул, но ему совсем не понравилось: теплая вода без газа.

Мимо проехали несколько «харлеев», а за ними лесбиянки-каратистки – они продвигались по улице, одетые в белое, размахивая ногами и рубя воздух руками. Мисс голубой Висконсин; внушительная женщина средних лет с транспарантом PFLAG[124]; кабриолет тянул большущую латунную кровать, на которой самозабвенно ласкались двое мужчин, красуясь голыми торсами над тонкой белой простыней.

Йель спросил Катсу, как его дела, и тот сказал:

– Я становлюсь правоведом.

Он рассказал, перекрикивая шум, что два года назад оформил дополнительное страхование. В январе он стал ужасно чувствовать себя и наконец прошел тестирование, и оказалось, что он болен – Йель не знал? Ага, сукин сын, он даже маме своей не сказал, а его чертовы страховщики пытались заявить, что вирус уже был у него на момент оформления страховки, так что они не будут за него платить.

– Даже притом, что я оформил страховку до того, как появился этот ебаный тест! Но они заявляют, что я должен был знать, потому что три года назад лечился от микоза. Один раз. И этого им достаточно, чтобы прокатить меня.

Ему требовалась пентамидиновая терапия и стационарное лечение, которого не предлагали в ебаной окружной больнице, где он был пару раз – и представлял ли Йель, как там пахнет? Это бесплатная медицина! Так что Эшер помогал ему составить заявление на получение социального номера, который надо иметь, чтобы подать на бесплатную медстраховку, потому что так, очевидно, было принято в этой дурацкой стране.