Но Драко почему-то к нему больше не подходил, зато — как женихи к девице на выданье — к нему потянулась вереница лекарей. Вот только отменить эффект приворотного зелья оказалось не так просто. Целители были правы — длительное воздействие не прошло для Тео бесследно. После выпитого антидота к Алекто его тянуть перестало. Как и ко всему остальному.
Он просто проснулся с утра и понял, что не хочет вставать с кровати. Всё внезапно потеряло смысл. Зачем вставать и умываться? Зачем есть? Чтобы поддерживать жизненные силы? Ему стало всё равно, что случится с его телом. В комнату ворвался обеспокоенный отец и прижал сына к груди. От Нотта-старшего пахло дорогим табаком и травяным успокоительным зельем. Теодор вынужденно прижался щекой к мягкому кашемировому свитеру, но ничего, кроме холодной неприязни, не ощутил.
«Просто оставь меня в покое», — крутилось в его голове. Но отец что-то говорил и говорил, будто заевшая пластинка в граммофоне…
Через несколько дней он перестал вставать с кровати и решил больше не притворяться, что ест. Зато ему начали сниться невероятно яркие сны, где он жил по-настоящему. Во снах его встречала живая мама и прекрасная, юная жена Алекто. Когда Тео просыпался, то первое время долго лежал и пытался осознать, где вымысел, а где явь. Слишком размытыми стали контуры реальности. Здесь было заключение в поместье, мать, которая давно умерла, а его Алекто была уродлива и стара… Всё вокруг казалось насмешкой. Убогим искусственным миром. Здесь звуки тише, здесь у еды не было вкуса, у красок — цвета. Здесь не было чувств. Он просыпался, и ему не хотелось двигаться, ему не хотелось дышать и, в конце концов, Теодор решил это прекратить.
Он даже почти это совершил, если бы не домовой эльф, выбивший у него из рук склянку с ядом.
И сразу же все стали вести себя с ним, как с больным, а из его доступа забрали более или менее опасные компоненты. Нотт никому не мог объяснить, что здоров, что он всё прекрасно понимает и осознаёт, и что ему просто нужно проснуться… Эти люди-тряпичные-куклы ничего не хотели слушать. Никто его не понимал. Ему требовалось лекарство от этого вакуума. От этой разъедающий нутро пустоты.
Поэтому Тео молча слонялся по дому в поисках того, что могло ему помочь уснуть и оказаться в том, настоящем мире. Желательно, чтобы не пришлось потом просыпаться и делать вид, будто бы он всех слушает, словно ему любопытно, что приготовила Марта на обед, будто ему не плевать, что там происходит вне дома и почему постоянно жжётся его метка на руке.
Бесцветные дни пролетали один за другим, отец постоянно что-то бубнил, целители сменялись быстрее, чем листки календаря. Забини, Гойл и Паркинсон постоянно дежурили у него в комнате, и все они что-то говорили, говорили… как же ему хотелось чтобы они просто все заткнулись. Их слова не имели значения, это был всего лишь фоновый, кукольный шум. Который сливался в монолитный гул, оглушающий Теодора до мигрени и слепоты.
Через несколько недель Тео сумел найти и тайком смешать все компоненты для собственного зелья сна без сновидений. С вечным действием.
В то утро Нотт устало открыл глаза на рассвете. В комнате было почти светло, но ощущение отдыха сон опять не принёс. Его тело оказалось точно таким же уставшим, как вчера, как позавчера и все дни до этого. Он аккуратно распрямился и постарался встать так, чтобы ни одна пружина на матрасе не скрипнула. Домовые эльфы реагировали на каждый его вздох. Тео тихонько прошёл мимо мирно спящего в кресле Забини и направился в ванную. Босые ноги ступали по холодной мраморной плитке мягко и бесшумно, Блейз не проснулся.
Это были простые машинальные движения: умыться, почистить зубы мятной пастой, он некоторое время с сомнением смотрел на так беспечно забытую Блейзом острую бритву, но решил, что она ему ни к чему. Ни к чему окрашивать мир в красный. В кармане его пижамы лежал спасительный бутылёк с зельем, а на щетину на лице было плевать. Теодор остановился перед зеркалом, безразлично взглянув на себя — там отражался лишь призрак. Худой, с чёрными тенями под глазами и впалыми щеками. Зачем он продолжал чистить зубы? Вывалятся все или будут сиять унитазной белизной. Это всё равно не по-настоящему.
Теодор вышел из ванной и машинально подошёл к письменному столу. Он с сомнением посмотрел на нетронутый вчерашний ужин: томлёные рёбрышки ягнёнка со сладким горошком, гранатовым соусом и четырьмя видами риса. Есть не хотелось. Ему даже нравилась острая, режущая боль в желудке. Она приносила хоть какие-то ощущения в этом искусственном мире. Но если бы он не создавал вокруг себя имитацию жизни, то остальные заметили бы и переполошились. Поэтому еду Тео старался незаметно выкидывать. И сейчас тоже нужно было сделать вид, что поел, иначе бы эльфы сразу подняли на уши всё поместье, а Теодору стоило выиграть немного времени для себя. Он подцепил пальцами истекающие соком рёбрышки, понюхал, ощутив неаппетитный запах кровоточащего мяса, и выкинул одно за другим в приоткрытое окно.
Здесь ему было противно всё.