Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

В лазурь стремившееся тело,
Как камень, падает на дно,
Одно крыло обледенело,
Другое солнцем сожжено.
Загрязнены одежд перяных
Когда-то снежные края,
И из-за облаков багряных
Душа, кадильница моя,
Глядит, как обгорелой мачты
Вздымаемый волнами пень.
Но некому сказать: Не плачьте!
Могильная прияла сень
Моих соратников немногих
Задолго до того, как Тасс
Пел грезу паладинов строгих
И Дант увидел Ипостась.
Один в синеющем сугробе,
Под паутиной мертвых вай[41]

,Лежу я, вспоминая в гробе
Душистый флорентийский май.
И ничему уже не веря,
Недвижим, холоден и чист,
Жду палицы народов — зверя,
Дубины Каиновой свист.
Но ты все снова на колени
Склоняешься передо мной,
И узел расправляешь звений
Моей кадильницы святой.
И снова синим фимиамом
Кадит уставшая душа,
И ты перед воскресшим храмом
Стоишь, молитвенно дыша,
И с крыльев чуть затрепетавших
Сметаешь снеговой балласт.
Тебе воздаст Господь упавших,
Творец архангелов воздаст!

Пиния

Как канделябр из красного гранита
С зелеными свечами, в гроты синие
Подъемлется в скале из сиенита
Громадная сверкающая пиния.

И снова сиракузской Афродиты

Певучие мне вспомнилися линии,
И я, алтарные обнявший плиты,
И меж колонн свирепые Эринии…

В безгрезный я порвал свои оковы,

В чудовищный пророчествовал век.
Богов последних доваял Канова[42],

А я — в пустыне создающий грек,

Монах-затворник я средневековый,
Готический по думам человек!

Окаменелый дух

Материя — окаменелый дух,
Уставший от бесплодного блужданья.
Покой небытия ему как пух,
Как передышка в мире от страданья.

Но кончится окамененье вдруг,

И снова начинается созданье,
И пламенный в безбережности круг,
И безнадежное самосознанье.

Материя — окаменевший бюст

Отриколийского в земле Зевеса.
Вот-вот из мраморных раздастся уст
Стихийная космическая месса,
И мир не будет безнадежно пуст,
И разорвется синяя завеса!

Бес

У каждого свой Ангел есть Хранитель,
Но и презренный есть домашний бес,
И не проходит уж вблизи Спаситель,
Чтобы изгнать его в исподний лес.

А он страшней, чем древний Искуситель,

Ни власти не сулит он, ни чудес:
Он каждодневный в черепе наш житель
И баламутит образы небес.

Он сердце нам сжимает, как тисками,

И вызывает нестерпимый страх,
Он с тайн срывает дерзкими руками

Завесы все: святыни без рубах,

Мечты — как проститутки меж гробами,
Свобода — палисад кровавых плах.

Фитилек