На полу, на котором криминалисты в большую кучу сгребли лопатой битый кирпич и крошки цементной кладки, лежал расстеленный кусок пленки. Эйра медленно двинулась вдоль ряда находок. Неидентифицируемые предметы одежды и перчатка, спальный мешок и порванный башмак. Три презерватива, пивные бутылки.
Возле одного из обрывков материи она остановилась. Он был грязный и бесформенный и, должно быть, выцветший от времени, но в нем все еще угадывался светло-голубой цвет.
– Когда Лина пропала, на ней было платье, – медленно проговорила Эйра. – По словам Нюдалена, на тонких бретельках. Другие свидетели видели ее в кофте.
Боссе Ринг взял палочку и слегка потыкал ею находку.
Бретелька.
Стало тихо, в наступившей тишине был слышен только шум генератора.
– Что будем делать? – спросила Эйра. – Покажем это тем немногим свидетелям, что у нас есть, или подождем результатов анализа ДНК?
– Ее родители все еще живут в округе?
– Они переехали в Финляндию.
– Что ж, их можно понять.
– Никто из них не смог бы с уверенностью сказать, во что была одета их дочь в тот день. Она тайком выскользнула из дома.
– А остальные, из тех, кто ее видел?
– Пятеро парней подросткового возраста, – ответила Эйра, пытаясь восстановить в памяти разрозненные свидетельские показания. – По поводу цвета платья мнения разошлись, но некоторые утверждали, что оно было синим.
Ослепительно-яркий электрический свет придал окружающим предметам непривычную резкость. Воздух плавился от жара.
– Где вы это обнаружили? – спросила она.
– Не знаю, я здесь всего пару часов.
Эйра сделала еще один круг, разглядывая оставшиеся находки. Старый башмак, чей размер явно больше сорокового. О времени разложения презервативов она имела слабое представление.
– Похоже на «Приппс Бло» из доисторических времен, – заметил Боссе Ринг, разглядывая пивные бутылки. Он присел на корточки и ткнул одну бутылку палкой, пытаясь разобрать дату производства.
Эйра вздрогнула при звуке голоса, раздавшегося за спиной.
– Идемте. У нас кое-что есть.
Она прищурилась от бьющего в глаза света прожектора. Какое-то движение в разбитом дверном проеме, чей-то силуэт на фоне сумрака снаружи.
– Внизу, на берегу, – сказал криминалист.
И двинулся обратно, не дожидаясь, пока они выберутся наружу. Даже здесь лестница была сломана, вместо нее – лишь кучка отсыревших досок.
К реке теперь вела хорошо протоптанная дорожка. Ветки берез касались воды. При свете прожекторов их стволы казались неестественно белыми.
Они стояли у самой воды, а кто-то и по колено в ней, нагнувшись и сидя на корточках. Трое человек в полном защитном снаряжении, поскольку даже в Локне было обнаружено высокое содержание диоксина. Пока яд остается заключенным в земле, все еще не так страшно. Гораздо хуже, когда начинаешь эту самую землю копать.
Когда коллега подошел ближе, Эйра последовала за ним.
Под водой у самого берега виднелась какая-то мешанина из сгнивших досок и палок. Очевидно, это были остатки пристани. Чуть дальше из воды поднимались опорные столбы, походившие на редкий забор или конструкцию из свай.
– Именно здесь мы это и обнаружили, – сообщила одна из криминалистов, Ширин Бен Хассен, которая руководила осмотром местности. Она показала на участок, где берег резко обрывался и начиналась вода. Виднелись подмытая земля, остатки древесины и голубая глина, из тех, что встречается повсеместно вдоль берегов рек. Ребенком Эйра часто играла с ней – ей нравилось мазать глиной лицо, чтобы потом своим видом пугать прохожих.
– Если бы не низкий уровень воды в реке, то мы бы ничего не заметили, – сказала Ширин.
Из-за того, что в последние зимы выпадало мало снега, реки, берущие свое начало в горах, обмелели, обнажив многое из того, что раньше было скрыто. Чтобы увидеть, им пришлось шагнуть в воду. Один из криминалистов уже поднимался с колен. Ближайшие березы отбрасывали черные тени в свете прожекторов.
Это была рука.
Застрявшая в песчаном береге, частично торчащая над поверхностью воды.
Частично сохранившиеся кости руки.
– Там еще больше есть, – сказала Ширин, указывая под воду.
Взбаламученный ил и прочие придонные отложения окрасили прежде прозрачную воду реки в желто-коричневые тона, и теперь в ней было трудно что-либо разглядеть.
– Бедренная кость, – услышала она чей-то голос рядом с собой. – Определенно, бедренная кость.
Он плыл, словно сквозь воду – наверх. Он не знал, откуда или куда, и как ему удается дышать, если вокруг вода.
Там были голоса. Но он не мог до них добраться. Они летели где-то высоко над ним, словно стая птиц в небе. Словно плачущая за рекой кукушка.
Там было имя.
Улоф.
Там, далеко, где ничего не было.
Улоф.
Джаз-клуб находился в самом сердце каменного города, возле окаймленного деревьями бульвара, свидетельствовавшего о том, что когда-то в период своего процветания Сундсвалль мечтал стать Парижем.
Стены были увешаны фотографиями легенд джаза, на телевизионном экране танцевали фальшивые языки пламени. Эйра тут же узнала женщину, сидевшую за барным столиком с наполовину пустым бокалом пива перед ней.